зашагала к трамвайной остановке, однако в самую последнюю минуту решила пройтись пешком и подышать свежим ноябрьским воздухом. Поддевая носком ботинка золотистые кленовые листья, она выстраивала умозаключения, но, как назло, не могла сложить два и два. Более-менее связная цепочка вырисовывалась еще до посещения места жительства потерпевшей. Теперь же в нее вклинился отсутствующий телевизор, испортивший всю картину. Девушка знала о нем и раньше: ей рассказал Константин. По его версии выходило, что технику продали из-за отсутствия денег. Но любимый муженек то ли не заметил, то ли не придал значения стоявшим в кладовке тюкам с новым импортным кафелем. Стройматериалы продать куда легче, это во-первых. Во-вторых, любая женщина может прожить без видика, плеера и компьютера, а уж без телевизора — увольте! Евгения просто не дала бы его продать. Другое дело, если ей пришлось расстаться с ним под принуждением. Значит, Виталий на самом деле ушел, забрав аппаратуру. Почему же в таком случае он не предупредил владельца ресторана об отмене вечеринки? Только одно объяснение: супруг знал о смерти жены. А если знал, тогда какого черта скрылся? Катя похолодела. Лаковскому ничего не оставалось делать, как бежать, только при одном условии: он сам убил Евгению.
Глава 10
Рашид Мамедов, высокий худой парень типичной кавказской внешности, лежал на полу в костюме Адама, одной рукой поглаживая примостившуюся рядом девушку с волосами мышиного цвета, также не обремененную одеждой.
— Классно оторвались, — мечтательно проговорил он, обращаясь к подружке. — Согласна?
Та потянулась, сладко зевнув:
— Спрашиваешь!
— Повторим, моя милая?
Предложение девушке не понравилось:
— Меня родители ждут, — заявила она, вскакивая, — и так влетит, что не пришла вовремя.
Мамедов тряхнул волосами:
— Брось.
— Это серьезно.
Рашид почесал за ухом. Ну и пусть катится, если ей не терпится встретиться с предками. А ему невтерпеж принять очередную дозу. Нюханье кокаина наркомана только раззадорило.
— Пока, песик!
Помахав возлюбленному рукой, дама исчезла.
— Да пошла ты!
Данная реплика не предназначалась для ее ушей. Парень надеялся, что девица войдет во вкус и станет его постоянной клиенткой, обеспечивая скидку на необходимые ему порции. Согнув и разогнув ноги, он сел, натянул джинсы и принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. В карманах гулял ветер, в долг ему больше не дадут, не сегодня завтра начнется ломка — и тогда… Чем она закончится, не хотелось и думать. Необходимо любой ценой достать наркотики. Рашид окинул взглядом привычную обстановку шикарной трехкомнатной квартиры, из которой продал все, что можно было, очередной раз недобрым словом помянул родителей. Надо же, сын дипломата — а испытывает потребность в деньгах. Бессердечные папаша и мамаша отсиживались за границей, оплачивая сыну лишь учебу в институте. Естественно, раньше они высылали больше. Однако, узнав о приобретенной чадом привычке, перекрыли доступ к финансам.
«На эту дрянь зарабатывай сам, если не можешь бросить, — заявил отец, приехав в последний раз. — Увижу, что ты по-прежнему продаешь нажитое нами с матерью, — убью своими руками».
Такое грозное заявление Рашида не остановило. Едва родители укатили в Японию, он понес в ломбард часы, подаренные отцу каким-то важным чиновником из министерства. Из всех вещей, над которыми тряслись предки, осталась лишь маленькая вазочка, обыкновенная стекляшка. Ею дорожили как памятью, но в ломбарде ее не взяли. Сейчас ваза мозолила глаза и вызывала раздражение.
— Так бы и грохнул тебя, — сообщил склянке парень, грозя пальцем. Потянувшись за не вымытой с вечера чашкой — она стояла на табуретке, служившей столиком, — Рашид коснулся ладонью непонятного предмета.
— А это что еще такое?
В то же мгновение его глаза засветились радостью. Эта макака с мышиными волосами оставила кольцо. Естественно, возвращать его Мамедов не собирался. Бодро вскочив, он набрал номер:
— Алло, Санек? Здравствуй, это Рашид.
Собеседник не выразил восторга:
— Ну, привет.
— Лекарство для меня приготовил?
— Рехнулся? — удивленно спросил Александр. — Сидишь в долгах как в шелках. В последний раз я тебе говорил — больше не дам.
— Помню, помню, — парень заливался соловьем. — Расплачусь сегодня же. И еще
