убийства повесить на нее не смогли. Она и не отрицала, заявляя в один голос со своим адвокатом: Поленов, будучи пьяным, оскорблял и унижал ее, несмотря на то что она предложила довезти его до города. Нервы несчастной не выдержали — и… Однако она очень сожалеет и раскаивается.
Евгений Тихорецкий мог запросто помочь тем, кто желал правосудия, но парень молчал как рыба, вопреки работе следователей, оперативников и психологов.
На суде Катя разыграла обещанный спектакль, причем до того хорошо, что многие, слушая историю искалеченной уголовником талантливой девушки, вытирали платками глаза. Сладкову оставалось только поддакивать и помогать своей подзащитной уходить от каверзных вопросов прокурора. Впрочем, каверзные вопросы не сыграли должной роли, как не имели значения выкрики из толпы родственников убитых. Суд присяжных, на котором настояла Климентьева, приговорил ее к восьми годам лишения свободы. Услышав приговор, Екатерина улыбнулась. Значение ее улыбки поняла только Лариса.
— Ничего вы мне не сделали, — как бы говорила Климентьева. — Когда я выйду, мне будет только двадцать шесть. Я буду полна сил и энергии. И поэтому обязательно добьюсь своего.
Глава 69
Максим Сладков, прощаясь со своей подзащитной в зале суда, спросил ее:
— Ну, довольна? Это все, что я мог сделать.
— Более чем, — девушка обаятельно улыбнулась ему.
— Вряд ли будешь сидеть весь срок, — адвокат наморщил лоб. — Примерное поведение, какая-нибудь амнистия. Глядишь — и на свободе. — Он погладил ее по плечу. — Не переживай.
— А я и не переживаю. — Катя снова подарила ему сногсшибательную улыбку. Максим очень нравился ей. Достаточно сказать, что внешне адвокат походил на Лешу Шаповалова. — Это твоя машина стоит во дворе?
Красавица «Мицубиси Кольт» привлекала взгляды прохожих.
— Моя, — мужчина самодовольно улыбнулся. — Нравится?
— Еще как. — Климентьева взяла адвоката за руку. — Покатаешь?
— Только через восемь лет, милая. — Макс засмеялся. — Но к тому времени я могу ее поменять.
— Значит, покатаешь на лучшей. — Девушка посмотрела ему в глаза. — Можно тебе написать?
— Пиши, коли есть охота. — Сладков удивленно воззрился на свою подзащитную. — Но зачем?
— Я буду скучать по тебе, вот зачем. — Она попыталась обнять адвоката, однако тот резко оттолкнул ее:
— Рехнулась, что ли? Иди в камеру, конвоир заждался.
— Разве я тебе не нравлюсь? — Катя предприняла последнюю попытку. Но Сладков вне суда не отличался деликатностью.
— С такой-то рожей? — ухмыльнулся он. — Совсем обалдела. Рассказывали, что по тебе какой-то придурок сох, слепой, наверное, много чего в тебе не разглядел. А я зрячий.
Он подхватил под мышку «дипломат» и вышел. Катя с ненавистью посмотрела ему вслед. «Зря он так сказал, — подумала она. — Ну ничего. Восемь лет пролетят как день. В тюрьме скучать не дают. Восемь лет, может, меньше. И тогда он ответит за свои слова». На изуродованном лице снова застыла маска презрения и ненависти.
В ясный солнечный день Евгений Тихорецкий наконец покинул свою камеру. Суд определил ему наказание — два года условно. Возможно, парень, как соучастник, получил бы больше, но слишком много людей в этом городе любили и уважали Женю и всем сердцем сочувствовали ему.
Он шел по знакомым улицам, небритый, пропахший потом, и смотрел на солнце. Казалось, юноша вечность не видел его и теперь наслаждался сладкими бархатными лучами. Идти домой он не торопился. Пустая пыльная квартира сейчас не принесет радости. А потом… Потом время вылечит его, и он научится жить без Кати, как научился жить без дорогих людей: деда, бабули, отца, мамы, Мишки Завьялова. Это будет трудно, но он сможет, выдержит. Он вообще все выдержит. Иначе нечего считать себя достойным памяти близких.
