Почему-то было холодно. Может, из-за высоты, на которую они поднялись. Сухром уже знал — чем выше, тем суше и холоднее. Но сейчас-то они шли невысоко, так почему же едва ли не морозец пробирался через одежду и пощипывал свежебритое лицо? Сухром еще разок оглядел всю палубу разом.
Генерал Плахт, по происхождению карлик, сидел на удобно сложенной в подобие креслица плотной кошме и неторопливо кушал что-то ложкой из серебряной мисочки. Оно и понятно, борода карлика была заплетена в три косички, а с таким украшением чрезмерно торопиться не следовало, иначе запросто можно было сделаться неряхой.
Неподалеку от него расположилась Крепа, она подползла, принюхиваясь к еде в миске генерала, поймала взгляд рыцаря, усмехнулась своим грубоватым, но на редкость выразительным лицом и произнесла грудным женственным голосом:
— Не очень-то аппетитная каша у тебя, Плахт, жиденькая на вид. Вот если бы пожевать-попробовать, может, отношение к ней и изменилось бы.
На почти откровенную просьбу Плахт никак не отреагировал. Но откуда-то сбоку, а может, прямо из воздуха, выскочил Несвай, поклонился циклопе, которая возлежала на палубе, потому что не могла в рост выпрямиться под нависающим над палубой баллоном, и отдал свою оловянную миску, в которой, наверное, была его порция той же каши.
Циклопа по-девчоночьи покраснела, пророкотала так, что слышно ее было, наверное, даже в самых отдаленных углах трюма:
— Зачем же, Несвай, не нужно было…
— Сейчас, госпожа Скала, за чистой ложкой сбегаю.
И он действительно как-то на редкость ловко обернулся, притащил не только ложку размером с ладонь рыцаря, но и увесистый кус солонины, который тут же принялся строгать в горячую кашу тонкими ломтиками. Крепа Скала приняла эти услуги и благодарно похлопала денщика по плечу.
— А сухарей мне вовсе не нужно, Несвай. Ты лучше бы ту запеченную тыкву принес, запах от которой ночью казался таким заметным.
— От нее мало осталось, госпожа циклопа, я использовал ее для каши… Ты попробуй, тыквы тут достаточно.
И Крепа, которая вообще-то в походе этом подголадывала, с удовольствием принялась за второй свой завтрак этим утром. Но едва миска опустела, она с набитым еще ртом, не очень отчетливо проговаривая слова, предложила денщику готовить все время, чтобы было не так ужасно, как прежде. И этого, с позволения сказать, заговора опять не выдержал капитан. Он даже сбежал с ютового возвышения, где делал вид, что осматривает горизонт, и заорал:
— Так не пойдет! Мы — не океанский купец, у которого трюмы бездонные и дрова несчитаные. Дрова — не для того, чтобы такие огни разводить всего-то для каши… Их еще найти и запасти нужно!
Тогда не выдержал уже рыцарь Сухром, он подошел к борту и стал смотреть вниз так долго и пристально, что все обратили на него внимание. А внизу-то простирался лес, почти безбрежный, уходящий за горизонт, видимый с палубы. Это был уже не тот лес, как в горах и на плоскогорьях, где они нашли и подобрали генерала Плахта, а южный, широколиственный… Пришлось капитану Вилю, почти сплюнув за борт и отчаянно махнув рукой, вернуться на ют с насупленным и рассерженным видом.
Он постоял, сменил шкипера Луада на румпеле, которым управлялось огромное, широкое, почти как настоящий парус, перо руля. Там же, наверное, по мнению капитана совсем некстати, находился и его новый любимчик из команды, матрос-птицоид Сурль, которого Виль в последнее время ставил частенько рулевым вместо себя. Это поднимало статус Сурля в команде, да, наверное, и было за что. Рыцарь заметил, что капитан не очень- то любил править их суденышком, ему было уже тяжело ворочать рулем из-за его комплекции и возраста.
— Луад, спустись к гребцам, скажи, что сегодня завтракать придется всухомятку, — приказал капитан.
Это была как бы его месть Несваю, Плахту, да и рыцарю, конечно. Но такая почти детская и ненужная, глупенькая даже, что Крепа захихикала своим громовым голосом. И все же в этой огромной циклопе присутствовала также немалая доля природного такта, поэтому она зажала свой смех ладонью, широкой, как хорошая лопата, и лишь принялась посверкивать глазом на приближающегося шкипера.
А Луад этим воспользовался, он вообще к циклопе с некоторых пор испытывал привязанность и потому осторожно, будто шел по осколкам стекла, спустился на палубу, незаметно подкрался к рыцарю и, не оборачиваясь на капитана Виля на юте, прошипел:
— Ты не подумай, сэр рыцарь, он не злой, просто не уверен, что ты правильно направление выбираешь.
Может, он сам это только что придумал, а может, они с капитаном действительно переговаривались раньше, когда все остальные, кого нес «Раскат» в качестве пассажиров, спали, и пришли к такому вот неутешительному выводу… Но к этому мнению, как ни удивительно это было для рыцаря, следовало прислушаться, его следовало покрутить в голове, обдумать и в любом случае принять к сведению.
Сухром проводил взглядом юркнувшего в люк Луада и подсел прямо на палубу к циклопе и карлику. Плахт уже прикончил свою кашу и неторопливо потягивал что-то из серебряного же стаканчика с дивными карличьими украшениями. Тут были и черные фигуры каких-то борцов, и изображения неведомых богов, выполненные сканью, и что-то еще. Такой стаканчик в обжитых местах, где карлики редко встречались, стоил бы немалых денег.
Рыцарь поздоровался со всеми, кивнув им поочередно, генерал тоже ответил наклоном головы. Крепа села прямее, прислонившись к борту, отчего досочки за ее спиной жалобно затрещали, произнесла:
— Ты вышел вовремя, командир. Этот визгун уже стал выводить меня из себя.
— Побольше уважения к нему, Крепа. Он — наш капитан и пока нужен нам больше, чем мы — ему.
— Это понятно, — согласился виновник недоразумения Плахт. — Но я действительно не могу не есть кашу по утрам… Давняя привычка, сэр рыцарь, и я не собираюсь от нее отказываться. — Он помолчал, стал усиленно глядеть куда-то в сторону. И вдруг спросил: — А правда, что мы ищем еще кого-то для… для нашей общей миссии и ты пока не понимаешь, где нам, собственно, следует этого недостающего… искать?
Рыцарь не знал, что ответить. Признать это, пожалуй, было бы неверно, просто потому что командир должен следовать какому-то плану, всегда, во всех случаях. Но по-настоящему и замечание Луада было в значительной мере правдивым. А теперь вот выяснялось, что и те, кто был, в некотором роде, формально подчинен ему — циклопа, генерал Плахт по прозвищу Суровый, Датыр и даже этот самый Несвай, — оценивали их положение так же.
Довольно долгое молчание, указывающее, что Сухром не собирается отвечать на вопрос, внезапно нарушил вездесущий денщик генерала, он резво наклонился к сидящему на палубе рыцарю и с преувеличенной настойчивостью спросил:
— Сэр, если вы прикажете, я приготовлю еще каши. Я заметил, сэр, что и госпоже циклопе маловато досталось, да и оруженосец ваш еще не кушал ничего, только и выпил что разбавленного винца с сухарем.
Выговор у денщика был тугой, протяжный, он указывал в Несвае на северные корни, впрочем, разные прищелкивания и гортанные звуки в речи денщика могли обозначать и происхождение из близких к востоку земель, что порадовало Сухрома, который и сам был из восточников.
