Идти пришлось далеко. Атеном даже пожаловался пару раз, что следовало бы все же взять экипаж, чтобы добраться в Лур посуше, но еще днем он сам и заметил, что на это визит к Его Величеству следует отправиться незаметно, чтобы никто ничего не понял и не разобрал. Иначе, подсказал он, потом отбиться от запросов будет трудно, каждый, кто только имеет на это право, начнет выяснять, что же делали имперцы в королевском дворце?
– И даже, – высказал он, когда они уже почти пришли, – те, кто не имеет на это право, тоже будет спрашивать. Местная политика – дело такое, что нужно со всеми поддерживать хорошие отношения, без этого не то, что сплетни не узнаешь, но и на рауты приглашать перестанут.
Верно, решил князь, следует придумать какую-либо версию их появления и жизни тут, в Парсе. Пусть те, кто думает, что занимается политикой, решат, что им что-то известно, тогда они подуспокоятся.
Дерпен разомкнул уста только раз.
– Все ж, князь, следовало бы Густибуса взять. Он и подсказать что-нибудь оказался бы горазд.
С магом за обедом, который по-местному устроили уже весьма поздно, когда на Миркве за ужин садились, произошла маленькая война. Он очень хотел тоже участвовать в этом визите, но князь сумел настоять, чтобы маг остался дома. Как это ему удалось, он и сам хорошенько не помнил, думал о другом, разговаривал и даже жевал механически, что заметила мейстерина и отчетливо, подавая ему блюда, поджала немолодые губы. Ей не нравилось кормить этих руквацев, которые и в тонкости приготовленного не вдаются.
На площади перед дворцом они приостановились, чтобы осмотреться. Лур, этот главный и самый торжественный из дворцов короля Фалемота, представлял собой строение, кое князь отчетливо сравнил бы с какой-либо роскошной казармой, на которую не пожалели денег, чтобы ее изукрасить разными барочными розетками, колоннами, выступающими из стен, дорогими окнами и множеством каминных труб. И он был слишком уж длинен, закрывал всю площадь, даже выходил на набережную. Пожалуй, треть окон, выходящих на площадь, еще светилась, но свет этот был не слишком ярок.
– Не очень-то дворец весел, – заметил князь.
– Когда король уходит к себе, многие отправляются по домам, – отозался Атеном, – из тех, кто во дворце не живет.
– И много таких? – с интересом спросил Дерпен.
– Да почитай, почти весь двор тут, в Парсе, домами живет, в Луре только те, без кого король обойтись не может – лакеи, секретари, врач, фризер…
– И брадобрей тут обитает?
– Как же без этого, кто же будет государя брить или мозоли срезать, если он ночью не уснет?
– Как мы внутрь попадем? – перевел князь бессмысленный разговор к делу.
Они обошли темный угол дворца, и вышли на его зады. Тут светились уж совсем немногие окна. И только над одним подъездом бился встревоженный ветром огонь факела. Вот Атеном и свернул в эту арочку, больше похожую на нишу, куда можно было протиснуться только в одинарном портшезе, да и то возникали сомнения – сумеют ли носильщики тут уместиться. Постояли в темноте, лишь Дерпен и может тут хоть что-то рассмотреть, подумал князь. Атеном несильно постучал навесным молотком. Снова постояли, и вдруг дверь приоткрылась, видимо их осмотрели с той стороны и уразумели, кто пришел, несмотря на тьму.
Сначала внутрь проник Атеном, который что-то стал объяснять, потом протиснулся князь Диодор, а вот для Дерпена пришлось открывать все же пошире. Они оказались в небольшом холле без окон, освещенном лишь парой-тройкой свечей, с полом, выложенном черно-белыми плитами. Куда-то наверх вела лестница, она пропадала в такой густой тени, что даже Дерпен глуховато заворчал по-своему, не на рукве.
А перед ними оказалась служанка, закутанная в тонкий плащик до самых глаз. В таком наряде выходить в зимнюю погоду было так же бессмысленно, как переплывать море в бумажной лодочке. Гости сняли плащи, отряхнулись как могли, вытерли волосы и лица от дождя, под ними на плиточном полу образовались грязные лужи – ведь начала идти пришлось по совсем немощеным улицам, брусчатка появилась лишь в дворянской части города.
Служанка помолчала, потом сделала странный жест, Атеном ее понял, подошел к нише, в которой находились какие-то деревянные распорки, повесил свой плащ и шляпу. То же сделали и Дерпен с князем. Из темноты вдруг выступил охранник, спокойный, ленивый, как все они бывают, с рукой на шпаге. За поясом у него торчали два пистолета, искусно украшенные серебром. Служанка подняла руку, и охранник мигом отступил. Пропускают с оружием, понял князь, и кажется, следует это принять как знак доверия.
Шли по коридорам и каким-то не вполне даже прибранным переходам около четверти часа. Если бы знать, что тут так все сложно, заметил Атеном, можно было бы взять свечи из черно-белого холла. Он со своими подслеповатыми глазками, испорченными бесконечной писаниной и чтением бумаг, несколько раз чуть не грохнулся, хорошо, Дерпен его поддержал, а потом уже поддерживал постоянно, сжимая ему локоть. И так же неожиданно, как все тут, похоже, происходило, оказались в одном из рабочих кабинетов короля. Закутанная служанка осталась за дверью, проходя мимо нее, Диодор отчетливо ощутил запах лаванды и местной пудры, которую делали из пшеничной муки с тальком.
Кабинет оказался невеликим, всего-то шагов на десять. Как водится, тут умещался стол и кресло за ним. Но у противоположной стены стоял еще и диванчик. Когда раскланялись, причем король даже не поднимался, все на этот диванчик, повинуясь жесту короля, и уселись, хотя было тесновато рядом с Дерпеном.
Король был грустен, под глазами при этом свечном свете у него отчетливо залегли тяжкие, густые тени. Губы его нервно подрагивали, а сам он кутался в плотный шлафрок, накинутый поверх тонкой рубашки с открытым воротом. В кабинете и на самом деле было холодновато, да еще и дуло откуда-то, пламя свечей не оставалось спокойным, играя при этом тенями на стенах, обитых темноватой тканью со сложными рисунками. Ни книг, ни книжных подставок тут не имелось, лишь сбоку виднелась еще одна дверь, не та, через
