Кима и Любаню, которые торопливо шли в противоположном направлении. Ким, корейская душа, успел выставить руки, а Люба, конечно, взвизгнула, впрочем, не очень, она была выдержанной девушкой.
– Ты чего так несешься? – спросил Ким в запале.
– Ким, что происходит? – спросил Ростик одновременно с ним.
– А мы идем к тебе, узнать, что ты думаешь по этому поводу, – пояснила Люба.
Все посмотрели вверх.
– Значит, у вас то же самое? – спросил Рост.
– Что значит «то же»? Ты думаешь, у нас в саду это выглядит иначе?.. Это во всем городе происходит. И со всеми разом.
Они помолчали, каждый переживал замечание Любани по-своему. Хотя выразить это словами было нелегко.
– Ладно, – решил перейти к конструктиву Ростик. – Экзаменов нет, как я понимаю?
– Для них слишком рано, – пояснил Ким. – Но если эти чудеса со временем не утрясутся, то их, похоже, перенесут.
– Каким же образом они могут утрястись? – как всегда, Любаня сумела задать главный вопрос, то есть такой, после которого все чувствуют себя немного дураками.
– Нужно идти в центр, может, на главной площади у народа есть дельные идеи? – сказал Ким.
– Народа и тут хватает, а дельности не замечается, – ответил Рост, поглядывая на соседей, которые не расходились по домам, словно действительно чего-то ждали.
Вдруг в конце улицы он заметил знакомую долговязую фигуру на велосипеде. Вот это было кстати. Торопливо, чтобы не опоздать, он сунул два пальца в рот и заливисто свистнул. Все обернулись на него. Но главное, велосипед замедлился, качнулся и свернул к ним.
На веле восседал, как всегда изрядно ссутулившись, Георг Пестель, Джордж, Жорка, Георгий – все зависело от того, кто к нему обращался, – с соседней улицы. Впрочем, Ростик всегда звал его просто – Пестелем. Фамилия была такая, что клички были уже не нужны.
Годом ранее Пестель отучился в той же школе, что сейчас кончала и эта троица, провалил в Московском универе, на биофаке, последний экзамен и сейчас готовился ко второй попытке. Через пару-тройку недель он должен был отбыть в престольную, но пока, как Ростик слышал от Любы, всего лишь уволился из зверосовхоза, где проработал этот год для практики.
Пестель был высоким, за метр девяносто, сутулым очкариком с веснушками, заливавшими его лицо от макушки до подбородка. Макушка его была видна потому, что он стригся исключительно под машинку, оставляя не больше сантиметра волос. Помимо первого разряда по волейболу, Пестель и в остальном был неординарной натурой. Ростик давно хотел сойтись с ним покороче, да как-то не получалось.
– Ты куда? – спросила его Любаня, словно это она свистела.
В отличие от Ростика она знала Пестеля давно и хорошо.
– Решил прокатиться за город, там что-то видели.
– Что? – спросил Ким.
– Не знаю. Приходил знакомый со станции и попросил прокатиться.
– Поехали вместе? – предложил Ростик и посмотрел на Пестеля. – Подождешь? Мы быстро.
О том, что Ким или Любаня могут не поддержать его предложения, он даже не подумал. Но они и не собирались.
Через пару минут все снова были в сборе. Все восседали на велах, разумеется, на «Украинах», кроме Любы. У той был дамский немецкий «Спорт» с тремя передачами – отличный аппарат и очень дорогой. Его привезли прямиком из Германии. На этом «Спорте» Любаня обгоняла в городе всех.
Они выкатили с Октябрьской, поднялись на холм, за которым начинались новостройки, спустились с той стороны, где находился вагоноремонтный завод, проскочили хутор Бобыри, который был практически рабочей слободой, построенной еще в прошлом веке, и вкатились в рощу грецких орехов. Это была одна из самых северных рощиц таких деревьев, что до всеобщего сведения еще в средней школе довел Пестель.
В стороне от дороги, на поляне, на которой лет десять солдаты местного гарнизона устраивали себе летние лагеря, происходила какая-то возня. Ростик и оглянуться не успел, как они все вчетвером скатили с дороги и подъехали к служивым.
Десяток квартирьеров, присланных сюда, чтобы разбить лагерь, голые по пояс, столпились у умывальников. Перед ними стоял лейтенантик, который растерянно поглядывал на подчиненных, на солнце над головой и на колодец.
Трое ребят вытаскивали из колодца четвертого, обвязанного толстой белой веревкой. Лейтенант спросил:
– Ну, что там, Квадратный?
Квадратный, уверенного вида паренек, видать, из старослужащих, с такой мускулатурой, что Ростик только завистливо вздохнул про себя, подтянулся на руках, сел на край колодца и негромко сказал:
– Товарищ лейтенант, нам не показалось… Там действительно никакой воды нет, лишь
