ситуацию. Тем более что контратака на завод приведет не только к тем жертвам, которые мы понесем в боях с насекомыми, но и к тем, которые появятся, когда борым…
Капитан встал так резко, что Эдик даже вздрогнул.
– Да ладно тебе! Заладил – борым, борым… Что мы знаем об этом борыме? А тут реальная угроза, реальные ценности, которые нужно вернуть! Понимаешь, не выдумки, а все настоящее, вещественное.
– Я воюю недавно, – проговорил Ростик, вставая, – всего полгода. Но выучил вот что – опасность никогда не бывает вещественной до тех пор, пока не убивает. Я свободен?
Капитан вздохнул.
– Погоди. Может, мне удастся уговорить Борщагова тебя принять.
– Не буду я с ним разговаривать, вас-то не могу убедить, а на него только зря время потрачу. Лучше я расскажу Рымолову, и тот, если сочтет нужным…
Дондик поиграл желваками. Потом у него дернулась бровь, кажется, это был нервный тик.
– Может, ты и прав. А потом?
– Вернусь, куда прикажете. На завод – пойду штурмовать завод, прикажете закапываться – закопаюсь.
Дондик внимательно посмотрел на Ростика.
– Сделаем так. Иди докладывай Рымолову и попробуй убедить его выработать к завтрашнему утру более достойные аргументы твоей правоты, чем приступ тошноты. А потом… Думаю, на заводе тебе делать уже нечего. Если руководство согласится с моим мнением, вывезем мы тебя подальше от города на запад, за кольцо насекомых, и будешь ты, друг любезный, стеречь свой борым. – Капитан потер руки, стараясь их согреть. – Если дело настолько серьезно, как ты расписываешь, лучше позаботимся о своевременном предупреждении.
Так и сделали. Рымолов толковал с Ростиком практически всю ночь, даже пришлось рисовать иные из картинок, которые изобразил Марамод, потом профессор согласился со всем, что было проделано в Чужом городе, а в конце даже одобрил предложение Дондика отправить Ростика на запад для отслеживания неведомой опасности. Утром, когда уже все валились с ног от усталости, он переоделся в роскошную, купленную незадолго до Переноса «тройку» и отправился к Борщагову, чтобы убедить руководство не тратить время на проигранную войну за завод.
А Ростик отправился домой, выспался, пообедал и написал записку, чтобы мама не волновалась. Сразу после полудня снова оказался у Рымолова в знакомом, высоком, тесно уставленном разными разностями кабинете. Тот только что вернулся с заседания, был бледен от усталости, но в целом доволен.
– Ты понимаешь, он никак не хотел отступать. Талдычил что-то про сорок первый год, про несдававшихся коммунистов… Прямо зоопарк какой-то! В конце Дондик доказал ему, что отбить завод имеющимися силами мы не можем, а вот укрепляться, как ты подсказал, закапыванием, в самый раз…
– Это не я подсказал, а Шир Марамод.
– Ладно, – отмахнулся от него Рымолов совершенно профессорским жестом, – поправка принимается. Пусть будет Шир. Только этот довод не сыграл никакой роли. Все почему-то ссылались на тебя… Я, правда, помянул еще других необычных людей…
– Так это не Дондик серьезно отнесся к нашим «видениям», а вы? – удивился Ростик, теперь концы у него вполне сходились. – А я-то думаю, что заставило наших истуканистых…
– Главным образом сработали твои «предвидения», – резковато прервал его Рымолов. – И тебе не сносить головы, если ничего не произойдет.
– Произойдет, – сразу помрачнел Ростик. – Что-то да произойдет.
– И так нехорошо, потому что погибнут люди. И эдак – тебе не на пользу пойдет. Ростик, пожалуй, никто не обвинит тебя в том, что ты не умеешь выбирать опасные приключения.
Профессор произнес последнюю фразу с подчеркнутой иронической интонацией. Но в нем было столько интереса, заботы и даже человеческого тепла, что Ростику стало легче – ему верили и о нем по-настоящему, дружески заботились.
Потом все завертелось – подготовка машины, снаряжение людей, получение валенок, тулупов, ватиновых штанов на складе… Пробивание накладных для пищи, солярки, боеприпасов, беготня по складам… Незадолго до полуночи все было готово, даже Чернобров и Голубец, которого вернули на прежнее место, в кузов БМП, за турель крупнокалиберного пулемета, хотя всем было известно, насколько неважно он работает на станкаче. Только Эдика не хватало, но его в этот поход решили не брать.
И наконец, получив список сигнальных знаков, сами ракеты и даже армейскую переносную рацию, пятидесятикилометровку, которая после доработки в Полдневье иногда пробивала расстояние на тридцать верст, они отбыли.
На этот раз ехали не газуя, как это ни было чудно, с Чернобровом-то за баранкой. Плавно и тихо прокатили по заснеженным улицам, мимо знакомых домов с темными окнами и редких костров, разожженных для согрева постовых. Ростик даже спросил:
– Чернобров, у тебя зубы, часом, не болят?
– Нет, а что?
– Почему тогда не газуешь?
