Да, теперь даже Рубос понял, что десятника больше не оживить.
Сухмет отошёл к стене, в которой было окошко, и сел прямо на пол. Потом спрятал лицо в ладони. Лотар подошёл и положил руку ему на плечо.
— Ты здорово поработал, Сухмет.
— Он ведь видел, — проговорил старик пересохшими губами, — видел того, кто подошёл к нему. Даже разговаривал с ним. Но лицо, фигуру, голос передать не мог. Слишком сильно разбит затылок.
— А может, он не хотел говорить? — подал голос Рубос.
Лотар с удивлением посмотрел на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, если они были друзьями и убийца всё ещё кажется Мелету своим… Хотя он и стал причиной смерти, но десятник простил его, потому что там, как я понял, это не имеет значения.
— Кажется, понимаю, — ответил Лотар. — Но это нелогично. Если там наши проблемы не имеют значения, тогда, наоборот, можно выдать даже друга, потому что это уже не важно.
Рубос махнул рукой:
— Ну, как знаешь. Я просто предположил, что…
— Нет, — подал голос Сухмет. — Мне кажется, всё дело в том, что затылок разбит. И позвоночник сломан. Слишком много энергии из-за этого вытекло. Если бы тут был маг посильнее…
— Нет, большего не добился бы и сам Харисмус, — сказал Лотар. Сухмет поднял голову.
— Ты не знаешь его силы, господин мой. Если бы он был тут, он бы заставил не только труп, но даже камни свидетельствовать и повествовать.
Лотар вспомнил, что это была цитата из жизнеописания великого колдуна и мудреца, прозванного на Востоке Учителем Учителей.
— Ну ладно, мы и так узнали немало.
— А именно? — спросил Рубос.
— Мы узнали, — сказал Желтоголовый, — что убийца находится в городе. И у него как минимум есть осведомитель во дворце. И что, скорее всего, Мелета убили за то, что он возил что-то в замок Бугошита.
— Нужно было спросить, кому он передал свёрток, — сказал Рубос.
— Это важно, конечно, но гораздо интереснее то, что события, если не ошибаюсь, не могли развиваться до тех пор, пока кто-то не оказался на развалинах замка Кибата. Вот это настоящее открытие.
— А что это может означать? — спросил Рубос.
— Ещё не знаю, — ответил Лотар. — Но возможно, это ключевой момент всего дела.
Глава 12
Хотя каждый думал о своём и все подустали, поздний завтрак проходил активно. Аппетит у всех был на диво, и Шув только крякнул, отдавая служанкам команду в третий раз накрыть на стол. Лотар хмыкнул, увидев его волнение.
Когда все более или менее наелись, пришла пора наконец поговорить. Рубос хлопнул ладонью по стулу рядом с собой, приглашая трактирщика сесть. Шув с готовностью пристроился на кончике стула. Тогда Рубос откинулся на спинку, уже почти без аппетита кусая ломоть тёмного козьего сыра, и спросил:
— А помнишь, Шув, как мы галок стреляли в оврагах, а потом жарили их на костерке? Признайся, ты себе всегда самые лучшие куски урывал.
Казалось, Шув покраснел каждой своей морщиной.
— Ничего я не урывал, Рубос. Просто я готовить умел, а вы кидались на мясо слишком рано, когда оно и не поспело ещё.
— Верно, ты уже тогда умел кухарить лучше всех.
Они минуту помолчали, потом Шув с чувством сказал:
— Да, хорошее было время. И все были ещё живы.
— Кого ты имеешь в виду, любезный Шув? — спросил Сухмет.
— Да всех. Всех, кто из Мирама.
— Костолома, например? — спросил Лотар.
— Конечно, — ответил трактирщик. — В те времена он был совсем другим человеком. На удивление добрым и великодушным. Он женился на совсем маленькой девчонке, и у них детей не получилось. Вот он и носил, почитай, всей детворе с нашей улицы гостинцы. — Шув расплылся в улыбке. — Очень любил какие-нибудь заморские редкости. То сушёный кокосовый орех принесёт, то восточную халву — пальчики оближешь.
— А не было в нём… — Сухмет замялся, — жестокости, например?
— Дрался люто, — сказал Шув, чуть прищурив глаза. — На ярмарках его специально нанимали с заезжих знаменитостей спесь сбивать. И он ни разу не подкачал. Не помню я, чтобы он проиграл кулачный бой, когда ставки были уже сделаны.
— Как же получилось, что он так изменился? — спросил Лотар. Шув пожал плечами:
— Сам не пойму.
Лотар мельком взглянул на Сухмета. Тот поймал его взгляд и чуть прикрыл веки. Лотар давно усвоил, что такая уклончивость по восточному кодексу означает непонимание. На их общем внутреннем языке это означало, что Сухмет не чувствует собеседника.
— Может быть, — решился Шув, — всё дело в том, что люди слышат этот “шёпот”?
— Какой шёпот? — спросил Сухмет.
— Ну, “шёпотом” его называют старухи. На самом деле это, конечно, не шёпот, а… — он чуть наклонил голову, как будто прислушивался к далёкому звуку, — что-то непонятное. От него так тяжело, так плохо делается. И кажется, что всё можно, что ничто потом тебя не будет грызть, не нужно сдерживаться или о чём-то жалеть.
— О чём жалеть? — не понял Рубос.
— Например, о прошлом. Вот как мы с тобой сейчас вспомнили былые дела.
— Понятно, — сказал Лотар. — И как этот “шёпот” люди слышат? И где? И когда?
— Никто не знает, где и когда. Но когда он раздаётся, все сразу понимают, что это “шёпот”.
— Ты сам-то его слышал хоть раз? — спросил трактирщика Рубос.
— Дважды слышал, но…
— Продолжай.
— Это такое неприятное ощущение, что…
— Вот и расскажи нам, каково это — слышать “шёпот”? — попросил Сухмет.
Он тихонько прихлёбывал бледный отвар каких-то трав, и его прищуренные глаза блестели, как влажные тёмные рубины.
— Ну, как если бы тебя вдруг понесло, куда ты не хочешь. Или ты разучился понимать всё, что происходит вокруг, и приходится жить в незнакомом мире. — Шув озабоченно посмотрел на восточника: — Понятно?
— Похоже на звуковое внушение, — пояснил Сухмет Лотару. — Только этот “шёпот”
