чувствовал себя после пойла, которым его как-то напоили аймихо, стараясь добиться предвиденья, как им уцелеть в атаке Валламахиси — плавающего острова пурпурных, собирающегося раздавить человеческую цивилизацию Полдневья. Тогда он стал понемногу о чем-то догадываться.
Он перевернулся на спину, вытянул ноги. Так и есть, над головой виднелась реденькая, как решето, крыша, сплетенная из прутьев и скрепленная травяными веревками. Оказывается, он лежал в позе эмбриона, что само по себе о чем-то говорило. Очень хотелось пить, он попробовал повернуть голову, чтобы найти хоть какую-нибудь плошку с водой, и лишь тогда понял, что глаза у него все время, пока он, как ему казалось, спал, оставались открытыми, как у мертвого.
Неожиданно рядом возникла твердая, шершавая, но дружественная рука. Его приподняли за голову и к губам поднесли… Да, это была вода, только отдающая все тем же неистребимым, ужасным запахом травы, на которой Рост лежал. Прежде чем напиться, он попробовал осмотреться и в редком свете, пробивающемся откуда-то со стороны, увидел Шипирика. Тот влил в Роста несколько глотков воды.
И Роста сразу же вырвало. Пернатый успел, однако, раньше, он перевалил Роста на бок, и подстилка осталась почти чистой, что было очень неплохо, потому что представить себе, как он будет перебираться на новую подстилку, Рост не мог. Потом Шипирик напоил его снова, и на этот раз, хоть и не надолго, стало легче.
Потом головная боль вернулась, но она уже была сама по себе. К тому же ужасная способность ощущать все запахи в округе, словно бы у Роста выросли усики насекомого, улавливающего каждый пахучий атом за много сотен метров, стала затихать. Рост улегся поудобнее, опершись головой о плетеную, как и крыша, стену сарая, в котором они с Шипириком лежали.
— Что?.. — дальше он не сумел говорить. Слова отзывались новым позывом рвоты, хотя желудок был пуст, в нем плескалось только с четверть кружки воды, которую следовало удержать в себе.
— Они вызвали тебя на допрос, — шепотом, на едином, стал говорить Шипирик. — Потом стали смеяться, сказали, что не верят, что твой рассказ ни на что не похож. Не знаю, что ты им рассказывал…
Рост попытался вспомнить, но на это не было сил. К тому же память его безнадежно отказала, он едва мог вспомнить, как его зовут. Это временное, решил он и все-таки поднял голову, чтобы посмотреть на сидящего около него пернатого. Тот понял и стал продолжать:
— Потом они сварили какое-то зелье, танцевали вокруг него, пели песни… Это было колдовство. — Он помолчал, прислушиваясь к чему-то, что творилось в лагере кваликов вокруг них. — Когда тебя напоили, ты тоже стал сначала смеяться, потом вдруг принялся рассказывать что-то. К счастью, ты половину слов говорил «п'рс-ски».
Последнее слово пернатый и сам проговорил по-русски. Только вышло у него это не очень. Росту, несмотря на боль, стало смешно. Он даже начал икать, чтобы не смеяться. Но это оказалась очень вредная икота, она никак не проходила. Шипирик, по-прежнему все понимая, напоил его еще раз и продолжил:
— Тогда они поверили, но… — Он очень боялся произнести именно следующую фразу, поэтому и оказался таким говорливым. — Поутру испытают твой воинский дух.
— Ага, — все-таки промямлил Ростик, — в моем состоянии…
— Ты не понял. Они хотят тебя пытать… до смерти, чтобы убедиться, насколько ты тверд и силен.
— Я? — Рост даже слегка удивился, хотя на это тоже не было сил. — Я не тверд.
— Хотя ты не понимал ни слова, они сказали, что почтут за честь убить тебя. — Шипирик вздохнул почти по-человечески. — Меня они решили не трогать, почему-то удумали, что я похож на них.
— Ты все время был в тюрьме… — Рост отлично понимал, почему квалики так решили. Пролитая по его вине кровь взывала к пыткам, а пернатый по этой логике остался в стороне.
— Не только, но и… Когда-то они дрались против пурпурных в союзе с такими же, как я. А вот похожие на тебя — всегда были им врагами.
— Они не понимают, что я другой?
— К сожалению, нет. — Шипирик напоил его еще раз, уже слегка успокоенный, отодвинулся. По его мнению, если существо пьет воду, значит, оно приходит в себя, даже такое странное существо, каким пернатый представлял человека.
Рост отлично понимал его мысли, что-то в этом вареве, которым «угостили» его квалики, было такое, что позволяло вламываться в чужое сознание…
М-да, положение было неважнецким. И все-таки Ростик еще чего-то ожидал, непонятно только чего… Что-то в его мозгах, даже задернутых плотной пеленой наркотического бреда, который заставили его испытать квалики, странно работало, хотя он и не мог уловить ни одной сколько-нибудь связной мысли. Какие-то эти мысли были неуловимые, словно натертые маслом.
— Что будем делать? — спросил Шипирик из тьмы.
Следовало немного отдохнуть, поэтому Ростик улегся поудобнее и снова, не замечая этого, свернулся калачиком. Закрыл глаза, попытался сосредоточиться, прошептал:
— Сколько осталось до рассвета?
— Думаю, часа три, хотя, может, и меньше.
Рост стал думать, пробуя миновать сознания тех кваликов, на которые все время натыкался. Он просто думал, даже не звал на помощь, да и какая тут, в этом стойбище кваликов, могла образоваться помощь?
Стоянка трехглазых была огромной, пожалуй, на две тысячи жителей. Больше половины этого стойбища составляли женщины и дети. Значит, это все-таки не временный лагерь, а подобие стационарной крепости, где обитали даже какие-то жрецы… Рост сосредоточился, откуда он знает о жрецах? И тогда вспомнил о шамане, которого уже видел и который, кажется, первый решил, что Ростика нужно убить не сразу.
Что ж, память понемногу возвращалась, и это было неплохо. Хотя что в ней сейчас было проку? Следовало не вспоминать, а позаботиться о том, чтобы оказаться завтра достаточно сильным. Кстати, и это было бесполезно. Такие вот примитивные, постоянно живущие бок о бок с опасностью ребята обещаниями трудной смерти не бросаются.
Рост все-таки мысленно обозрел лагерь, построенный концентрическими кругами. В самом центре находилось подобие общественного сарая, где обычно собирались вожди, если не хотели видеть, как женщины готовят пищу у костровых ям. Итак, главный сарай. Полукружьем вокруг него стояли домики вождей с их семьями. Потом уже в заметном беспорядке расположились дома воинов, от неженатой молодежи до семейных пар со своими выводками, устроившимися по самому широкому кругу. У женатых, как правило, имелось подобие хозяйства, в загонах хрюкали небольшие ящерицы с клювами, которых разводили на еду, похожие на чешуйчатых свиней, примитивные огородики и даже цветники. Вот эта-то растительность и создавала необходимость селить женатых по внешнему кругу.
Потом начинался лес. Сначала он был не слишком диким, пробитый тропками и какими-то просеками, хотя и очень небрежными. Кстати, вырублены были только кусты, деревья оставались нетронутыми, даже наоборот, именно в лагере эти деревья почему-то росли выше и уверенней, чем в остальном лесу, где многие из них все-таки погибали, не поднявшись над бесконечным пологом этого зеленого царства, протянувшегося на сотни километров… Нет, конечно, на тысячи километров во все стороны, кроме той, откуда пришли
