тебя не было… Почти… А то вдруг объявляешься и командуешь…
– Ты когда за мной по шоссе мчалась, я подумал: какая же у меня дочь! Добрая, отзывчивая, умная, самоотверженная! Только совсем не рассудительная. Вот я и решил – выживу и начну воспитывать.
– Выжил… – растерянно пробормотала я.
– А ты думала! – самодовольно воскликнул папочка. – Нам не так просто умереть. Чтобы нас убить, нужно все очень правильно рассчитать. Ну, ты уже знаешь. Нашлись люди, рассказали… А чтобы самому себя прикончить, надо превратиться в столб пламени. Загореться, вспыхнуть, да как следует, поярче. А я вдруг передумал. Просто понял, что ты меня любишь и готова спасать даже ценой собственного здоровья. Разве ради этого не стоит жить? Можешь считать, что я врезался в забор больше для порядка, чем для дела. Позабавился немного, машину спалил… Развлекся, в общем.
Роберт, молчавший во время разговора, захохотал. Я смерила отца гневным взглядом и зашипела:
– Ах, это ты так развлекался?! Да я из-за тебя чуть сама в огненный столб не превратилась! Шутник, тоже мне! Ты знаешь, что мне Лиза потом руку заново соби рала?
– Да знаю я все, – посерьезнев, ответил отец, – а еще я знаю, что тебе предстоит все обдумать и решить, как ты хочешь жить дальше. Поэтому собирайся. Я у тебя как раз машину одолжил. Мигом до дома домчу. Там и подумаешь как следует. Прикинешь, так сказать.
Я перевела глаза на Роберта, будто отпрашиваясь; он кивнул:
– Мила, твой папа прав. Тебе нужно остаться одной. Конечно, дома тебе будет проще понять себя, так что поезжай.
В его глазах промелькнула грусть. Я видела, как сильно он не хотел меня отпускать. Тем не менее, вместо того чтобы окончательно вскружить мне голову и напрочь лишить способности трезво рассуждать, он предпочел дать мне свободу. Я благодарно посмотрела на него и сказала отцу:
– Поехали.
Мы втроем вышли во двор, запорошенный снегом. Мне захотелось позитива, и я воскликнула:
– А снегу-то нападало! Прямо Новый год! Роберт, ты непременно должен нарядить к празднику вон ту огромную елку. Гирлянды, шары, игрушки и все такое…
– Так до Нового года еще далеко, – удивился отец, но махнул рукой и пошел к машине.
Я подошла к Стронгу – в его глазах плескалась безграничная нежность. Он взял мою руку и прижал к губам.
– Не хочу навязывать свою волю, но очень прошу, прими правильное решение, – тихо прошептал он мне на ухо.
– Правильное – это какое? – уточнила я.
Стронг покачал головой и сказал:
– Ты сама знаешь. До завтра. Я за тобой заеду.
Он привлек меня к себе и порывисто обнял. Целоваться мы не стали, потому что мой папаша пристально наблюдал за нами. Сколько лет я мечтала, чтобы папа принял меня, вошел в мою жизнь, и вот – получите, распишитесь. Следит за каждым моим шагом, пальцем пошевелить не дает! Я шутливо нахмурилась и двинулась к своей машине.
Судьбоносное решение
Отец плавно вел автомобиль и задумчиво курил в открытое окно. Я спросила:
– Что мне делать, папа?
Он ответил вопросом:
– А что ты хочешь делать?
– Не знаю, – я пожала плечами, – меня ничего не интересует, кроме него…
Отец понимающе кивнул и сказал:
– Видишь ли, дочка. Для любви, о которой ты сейчас грезишь, нужна свобода. Любые ограничения унижают ее, делают похожей на кошмар. Я это точно знаю. И хотя на сто процентов убежден, что ты смогла бы многое сделать, став Ясной, все же призываю тебя остаться простой девчонкой и пожить нормальной, человеческой жизнью. Выйти замуж, родить детей. А там, глядишь, и призвание твое отыщется.
– Но без Роберта мне это не нужно, – решительно сказала я, – а он – Ясный. Ему нельзя жить нормальной жизнью. Он должен приказы выполнять. Насколько мне известно, ему даже любить не разрешается.
– И тем не менее он полюбил, – хмыкнул мой папаша, глядя на дорогу, – человека в нем не убить. Никогда. Каким бы крутым он ни был. И дело тут совсем не в даре, которого у тебя уже нет. Кстати, я понял, зачем эта Оля к твоей руке подбиралась. Она тоже хотела тебе линию стереть, чтобы ты перестала интересовать Ясных. А потом уже убить. Для пущей уверенности.
– А чем она хотела заинтересовать Ясных, чтобы ее приняли?
– Жестокостью, верностью, непоколебимым стремлением стать одной из нас.
– А это что, у вас ценится превыше всего?
– У нас превыше всего ценится талант и стремление к справедливости. А этого у девочки не было…
– Значит, я не заинтересую ваше начальство? – робко спросила я. – Таланта у меня больше нет.
– Еще как заинтересуешь, – спокойно ответил отец, – в тебе таится столько возможностей, что только держись. Другое дело – нужно ли тебе, чтобы тобой заинтересовались. Пойми, Мила, если ты станешь одной из нас, тебе придется распрощаться с Робертом. Я думаю, он уже намекал тебе на это. У нас запрещены служебные романы. Это опасно.
– Лиза и Герберт! – воскликнула я, хлопнув себя по лбу. – Вот почему они скрывают свои чувства от других и от себя самих!
Отец кивнул.
– Тебя будут всячески оберегать от каких-либо лишних эмоций, окружат вакуумом. Будет не до любви.
– Роберт мне не сказал…
– Наверное, хотел, чтобы ты сама решила, что тебе нужно – бесконечная власть, бессмертие или… любовь. Такая хрупкая, такая воздушная, не дающая человеку ничего, кроме блаженства. Нет гарантии, что она не закончится завтра или через месяц и ей на смену не придут разочарование, боль, слезы. А может, все будет как в сказке – они жили долго и счастливо…
– А так бывает? – недоверчиво спросила я.
– Бывает, – кивнул отец.
– А если я выберу любовь, дадут ли нам с Робертом быть вместе? Не заберут ли его у меня? Ведь он должен выполнять свою миссию?
– А может, его миссия – любовь? – загадочно улыбнулся отец. – Может, ты – награда за все сложности, которые были в его жизни?
– А если нет?
– Сначала надо выбрать, чего ты сама хочешь. А получишь ты это или нет – время
