самого этого общества [Существующая ситуация «придает всем попыткам оценить или хотя бы обсудить перспективы радикального изменения мира господства корпоративного капитализма абстрактный, академический, нереальный характер» [51]], во- вторых, будучи более или менее четко сформулирована, альтернатива тут же окажется интегрированной существующим обществом и утратит свою действительную критическую силу. Остается, таким образом, определить лишь общие контуры этой альтернативы, что и делает Маркузе, рисуя в высшей степени абстрактную картину «освобождения» сдерживаемых настоящим «желательных» возможностей будущего и «сдерживания» «нежелательных» возможностей. Очевидно, что конкретные детали будущего общества вырисовываются в процессе самого движения, направленного против существующего общества. Но это лишь одна сторона дела, которая в свое время была возведена в абсолют анархистами и прежде всего Бакуниным. Обращенное в будущее революционное движение вместе с тем всегда вырастает из настоящего, оно есть мост между настоящим и будущим. Следовательно, выявление альтернативы заключается не в прорисовывании еще неясных деталей будущего, а в очерчивании его контуров как постоянно корректируемой проекции в будущее тенденций современного общественного развития. Есть еще один очень важный момент, отрицаемый «негативной диалектикой»: выявление реально существующих социальных сил, способных действовать в направлении реализации обнаруженных социальных тенденций. Маркузе утверждает, что «искать специфических исторических носителей революционной перемены в развитых капиталистических странах поистине бессмысленное занятие. Революционные силы рождаются в самом процессе этой перемены; превращение потенциально возможного в действительное – дело политической практики» [52]. Конечно, четкая конкретная структура революционных сил может вырисоваться только в ходе самого социального развития, однако ее костяк формируется уже в настоящем, и без выявления этих революционных сил на каждом данном этапе «реальная альтернатива» всегда останется детской мечтой. Без раскрытия противоречивого характера капиталистического общества, без выявления революционных сил и факторов внутри него, без учета опыта социалистических стран подлинно радикальное отрицание существующего общества и утверждение его социалистической альтернативы невозможно.
3. Отрицание и противоречие Ориентация «социально – критической теории», базирующейся на «негативной диалектике», на рассмотрение развитого капиталистического общества через призму его «одномерности», на его тотальное отрицание, игнорирование ею внутренней противоречивости объектов не означает, однако, что ее сторонники вовсе обходят проблему противоречий. Само отрицание, трактуемое в духе «негативной диалектики», рассматривается ими исходя из односторонне интерпретируемой противоречивости, что особенно отчетливо проявляется в философских, социологических и музыковедческих работах Т. Адорно
[Теодор Адорно (1903-1969), немецкий философ, социолог, эстетик, профессор университета во Франкфурте-на-Майне, руководитель Института социальных исследований (с 1953 г.), принадлежит к числу тех немецких философов, взгляды которых сформировались в русле франкфуртской школы.
В отличие от Маркузе Адорно не пользовался большой популярностью среди «новых левых» – он был для них слишком академичен, а движение протеста интересовало его значительно меньше, чем Маркузе или Сартра. И тем не менее по сущности своей философии, по ее общему духу Адорно во многом близок Маркузе, что и дает основание как самим леворадикалам, так и их критикам ставить имена этих философов рядом.].
Адорно в теоретическом плане, в сущности, еще «левее» и еще «радикальнее», чем Маркузе, и… еще дальше от реального мира, и это несмотря на то, что, выступая с претензией на критику абстрактной систематики, конструирования общих понятий, он пытается противопоставить им раскрытие уникальной специфики индивидуального.
Маркузе и Адорно сближает уже то, что оба они строят «негативную диалектику», отталкиваясь от Гегеля и конфронтируя с ним, чтобы в конечном итоге отвергнуть характерное для Гегеля рассмотрение отрицания как момента перехода к новому синтезу
[Важно отметить, что, с точки зрения Гегеля, отрицание в новом предыдущего качества через «снятие» не есть простое упразднение старого качества. Поясняя эту мысль, Гегель писал: «Aufheben (снятие) имеет в языке двоякий смысл: оно означает сберечь, сохранить и вместе с тем прекратить, положить конец. Само сбережение уже заключает в себе тот отрицательный смысл, что нечто изымается из своей непосредственности и, значит, из открытой внешним воздействиям (сферы) наличного бытия для того, чтобы сохранить его. – Таким образом снятое есть некое вместе с тем и сбереженное, которое лишь потеряло свою непосредственность, но отнюдь не уничтожено вследствие этого [53].].
Отсюда общая для Маркузе и Адорно критика «логики тождества» и «всевластия разума», с которыми они связывают господство отвергаемого ими позитивистского образа мышления. Адорно, как и Маркузе, критикует гегелевское возвышение абсолютной идеи, гегелевскую «диктатуру общих понятий» и соподчинение категорий диалектики, видя в иерархии понятий слепок с социально-политической иерархии, идеальную реконструкцию общества, построенного на принципе господства и подчинения. Всякая замкнутая иерархия понятий ассоциируется Адорно с замкнутым кругом, препятствующим прорыву индивида за пределы данного мира, осознанию им несовершенства последнего и тем самым устанавливающим границы социальной «репрессии».
Гегелевскому тезису «истинное есть целое» Адорно противопоставляет утверждение «целое есть неистинное» [54].
«Завершенная», «замкнутая», целостная система есть ложь, ибо сам мир, поскольку он пребывает в движении и, следовательно, в каждый данный момент оказывается незавершенным, не дает, как полагает Адорно, никаких оснований для того, чтобы втиснуть его в систему, где «концы сходятся с концами»
[Эту мысль, проходящую через все его основные работы, Адорно повторил и незадолго до смерти в докладе на XVI конгрессе социологов ФРГ. Тот, кто не хочет лишить себя возможности понять преобладающее значение структуры по сравнению с конкретными данными, говорил он, не будет расценивать противоречие как недостаток метода, как ошибки в мышлении и стремиться устранить их через согласованность научной систематики. Вместо этого он должен проследить противоречия в самой структуре, которая была антагонистической с тех пор, как существует общество в подлинном смысле слова, и которая такой и остается (см. 55). ].
Тем более это относится, с его точки зрения, к «позднебуржуазному обществу», где всеобщее сцепление элементов государственного механизма достигается за счет распада традиционных институтов и связей. Поэтому, делает вывод Адорно, «установленный и определенный образ понятий» должен быть разъят и представлен во внутренней расщепленности своих противоположностей, но расщепленности, не снимаемой в их синтезе, а сохраняющейся в качестве перманентного непреходящего состояния объекта. «Логика тождества» должна быть заменена «логикой распада», ибо только последняя, по Адорно, способна адекватно воспроизвести картину социального мира, в котором целое становится совершенно неосязаемым для субъекта, поскольку оно «расфасовано» на тысячи «кусочков», «поглощаемых» индивидом без какого бы то ни было соприкосновения с этим целым.
В сущности, и Адорно, и Гегель, дающие прямо противоположные оценки целого, фиксируют на языке диалектики применительно к социальному миру не процесс его развития,
