леворадикалов и их идеологов в том, что они не знают позитивной цели, за которую ведут борьбу. А отсутствие такой цели, в свою очередь, сказывается и на ограниченности средств.

2. Вооруженное насилие и революционная борьба

Абсолютизируя насилие, леворадикальные идеологи связывают революционные методы преобразования общества прежде всего с «революционной войной», приобретающей форму партизанской войны. «Революционная война» преподносится как «высшая форма классовой борьбы», как наиболее бескомпромиссное проявление революционного духа, как самый эффективный в современных условиях способ борьбы против империализма, как закон революции.

«…Социалистическая революция, – категорически утверждал Р. Дебре в своей книге «Революция в революции?», – представляет собою результат вооруженной борьбы против вооруженной власти буржуазного государства». Он объявлял «нереволюционной» любую линию и партию, которые не делают основной ставки на вооруженную борьбу. «Сегодня в Латинской Америке, – писал он, – не может считаться революционной политическая линия, которую нельзя, в смысле ее воздействия, свести к последовательной и конкретной военной линии. Каждая линия, претендующая на то, чтобы быть революционной, должна дать конкретный ответ на следующий вопрос: каким образом свергнуть власть капиталистического государства?… Ответ этот следующий: это можно сделать путем создания – более или менее медленного, в ходе партизанской войны в наиболее благоприятных для этой цели сельских районах – подвижной, стратегической силы, ядра народной армии и будущего социалистического государства» [171].

Призыв Дебре, требовавшего возвести партизанскую войну в закон революционной борьбы, нашел горячих приверженцев среди лидеров европейских «новых левых» (Р. Дучке и др.), выдвинувших лозунг: «Партизанская война в джунглях больших городов!»

Марксисты далеки от того, чтобы видеть в леворадикальных сторонниках революционных войн «новых милитаристов» (ошибка, совершаемая некоторыми буржуазными либералами) или объяснять их призыв к вооруженному насилию юношеской романтикой. Можно даже допустить, что большинство «новых левых» – искренние противники войн как таковых. Их интересуют скорее социально-психологические стороны вооруженной борьбы, в которой они видят единственный катализатор массового революционного сознания и действия, фактор мобилизации массовой воли, такую критическую ситуацию, в которой только и может стихийно проявить себя инициатива масс. «Эта оппозиция системе как таковой, – говорил Маркузе о движении американских «новых левых», – была вызвана к жизни, во- первых, движением за гражданские права, а во-вторых, войной во Вьетнаме… Эта война впервые открыла студентам сущность сложившегося общества: его внутреннюю потребность в экспансии и агрессии, жестокость его борьбы против освободительных движений… успех освободительной борьбы вьетнамцев мог бы послужить сигналом для подобных освободительных движений в других частях мира, расположенных более близко от метрополий… Если в этом смысле Вьетнам может рассматриваться не просто в качестве очередного события международной политической жизни, а скорее как событие, связанное с сущностью системы, то, быть может, он знаменует и поворотный пункт в развитии системы, возможно, – начало конца» [172].

В представлении современных леворадикалов вьетнамская война, послужив примером и будучи многократно повторена, способна стать поворотным пунктом в истории и ознаменовать гибель империализма. Это уже целая концепция развития современного мирового революционного процесса, суть которой – превращение войны в двигатель мировой истории.

Концепция эта в основе своей не нова. Много десятилетий назад она начала усиленно проповедоваться троцкистами, а в последние годы прочно входит (с некоторыми модификациями) в идеологический арсенал маоизма.

Социально-исторический опыт, условия формирования психологии и специфика социализации непролетарских слоев, втягиваемых ходом истории в революционный процесс, своеобразно отражались в сознании молодых бунтарей, неискушенных опытом политической борьбы, да к тому же еще слабо знакомых с историей мирового революционного движения. Это и приводило к тому, что победа над силами агрессии, антигуманизма, насилия однозначно ассоциировалась ими лишь с партизанскими войнами.

Определенное значение имело и то обстоятельство, что формирование массового леворадикального сознания 60-х годов происходило на фоне несколько «облегченного» отношения к такому социальному феномену, как война. Эта «облегченность» связана с тем, что подавляющее большинство рядовых «новых левых» не знает по собственному опыту, что такое война и каковы ее социальные последствия [«Современная молодежь выросла в сравнительно более спокойный период становления неокапиталистического общества, который при развитии и углублении противоречий, присущих капитализму, характеризуется все же отсутствием резко переломных и катастрофических моментов. По образному замечанию английского социолога Дж. Б. Мейза, для теперешних тинейджеров война с фашизмом почти также далека, как наполеоновские войны…» («Борьба классов и современный мир». [173]]. Оно не испытывает страха перед войной, который оказывал, например, влияние на формирование сознания «разбитого поколения».

Такая «облегченность», с одной стороны, растормаживает сознание, но с другой, ведет к недооценке или преуменьшению опасности новой мировой войны, к «игре с огнем».

Это находит свое выражение и в критике политики мирного сосуществования государств с различным общественным строем, которая усиленно ведется со стороны «левых» ревизионистов и леворадикальных идеологов.

Для них мирное сосуществование – главный фактор разложения революционного сознания и замедления общественного прогресса. «…Именно это сосуществование, – утверждает Маркузе, – объясняет в значительной мере как отклонение социализма от первоначальной идеи, так и фундаментальную трансформацию капитализма». Оно, по мнению теоретиков левого радикализма, способствует укреплению позиций капитализма, «откладыванию», «задержке» социализма в развитых капиталистических странах. «В важнейших аспектах это сосуществование, – читаем мы в «Очерке об освобождении», – способствует стабилизации капитализма: «мировой коммунизм» является врагом, которого следовало бы придумать, если бы его не существовало, – врагом, чья мощь послужила оправданию «оборонного сектора» и мобилизации народа под знаменем национальных интересов. Более того, как общий враг всего капитализма, коммунизм способствовал появлению общего интереса, отодвигающего на второй план межкапиталистические различия и конфликты» [174]. Такая постановка вопроса дезориентирует «новых левых», порождая в их сознании иллюзорное представление, будто революционность несовместима с поддержкой политики мирного сосуществования, которая якобы охлаждает революционный пыл и способствует стабилизации капитализма.

Коммунисты, как это хорошо известно, четко изложили свою позицию, взгляды по вопросам мирного сосуществования государств с различным общественным строем, прямо отметив, что мирное сосуществование – это не просто форма соревнования двух мировых систем. Это форма борьбы двух антагонистических классов в мировом масштабе – борьбы, в которой капитализм находится под двойным давлением: внешним, со стороны мировой системы социализма, и внутренним, со стороны рабочего класса и других антикапиталистических сил. Поэтому он вынужден идти на уступки, что способствует

Вы читаете Философия бунта
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату