Теперь я не был спокоен. Я все думал о Братике, и тревога не оставляла меня.
— Может быть, его подождать? Может быть, его надо охранять? И всех других...
Валерка покачал головой и медленно пошел от ворот. Я за ним.
— У барабанщиков свои дела, — сказал Валерка. — И пока ребята вместе, их никто не тронет. А когда они расходятся... Каждого ведь невозможно проводить, их больше сотни.
— А кто их может обидеть?
Валерка пожал плечами:
— Понимаешь... вроде бы никто. Барабанщиков не трогают даже в бою. Они же маленькие и без оружия. И факельщиков не трогают... Это у цеха оружейников мальчишки-факельщики... Конечно, в свалке все бывает, но нарочно никто не ударит. Это вечный закон. Даже воины Данаты не трогали маленьких.
— Да, 'не трогали'! — сказал я. — А сам рассказывал, как на вас замахнулись мечом.
— Это же была тяжелая пехота, меченосцы. Наемники. Разве это люди?.. Даната их потом разогнал, а начальника повесил на подъемном мосту.
Я нетерпеливо спросил:
— Если маленьких не трогают, чего же бояться?
Валерка сказал сумрачно:
— Однажды был бой на улицах, недалеко отсюда. Ору жейники сошлись с отрядом Большого Зверя. Началась свалка... Ну, как всегда. А шестерых барабанщиков оттеснили в переулок. Когда разошлись, унесли раненых, этих барабанщиков нашли у стены. С тех пор так и говорят про это дело: 'Была Стена'... Они лежали заколотые, все шестеро.
Я подумал о Братике, и стало жутковато.
— Кто их?
— Никто не знает. Предводители оружейников принесли клятву Огня, что их люди не делали этого. Такую клятву нельзя нарушить... Но тогда кто? — он взглянул на меня требовательно, словно я знал.
— И что дальше? — спросил я.
— Дальше... Барабанщики собрались в один отряд и стали вооружаться. И потребовали себе медальоны, как у взрослых. Сказали: 'Раз мы рискуем, как взрослые, давайте нам знаки'.
— Это такой орех на шнуре? — вспомнил я.
— Да. Есть обычай: каждый взрослый носит такой медальон.
— Зачем?
— Не знаю. Раньше этого не было...
— А Стена... далеко?
— Здесь...
Мы свернули в укрытый тенью переулок. С одной стороны стояли плоские дома с редкими темными окнами. С другой тянулась стена, сложенная из ноздреватого песчаника. Вверху она была разрушена, и гребень порос кустиками травы.
Невысоко от гранитного тротуара на железных кронштейнах горели граненые фонарики. Шесть фонариков. Небольшие, разной формы. Они висели вразброс. Желтые пятна света падали от них на песчаник.
Ни надписей, ни барельефа, только фонарики. Да еще пучки цветов, торчащие из расщелин в камне. Сухие цветы, похожие на бессмертники.
Было совсем безветренно, однако мне показалось, что фонарики тихо качаются. Может быть, от нашего дыхания?
Я шепотом спросил:
— Братик тоже был тогда барабанщиком?
— Нет. Он ушел к ним, потом, когда узнал о Стене... Думаешь, что он такой тихий и послушный? Он отчаянный.
— Он маленький, — сказал я.
Фонарики горели неярко и ровно.
— Надо идти, — напомнил Валерка.
Мы вышли из переулка и поднялись на горбатый мостик с каменными столбами по краям. На столбах блестели разбитыми стеклами четырехгранные светильники. Огня в них не было.
Глубоко под мостом черной водой журчала речка.
Валерка вдруг сказал:
— Те шестеро тоже были маленькие...
— Да... Но я не понимаю... Кто с кем сражается. За что? Кто за кого? — с досадой спросил я.
— Черт их знает! — в сердцах сказал Валерка. — Каждый за себя.
— А зачем малыши суются в эту свалку?
— Так уж повелось. Вместе с отцами сначала... А потом... Сейчас у барабанщиков и факельщиков свое дело.
— Какое?
— Я расскажу... Подожди!
Навстречу нам шеренгой шли трое. В тускло-малиновых мундирах и медных нагрудниках. Двое — в плоских касках, напоминавших тазик Дон-Кихота, третий — в широкополой шляпе, похожей на мушкетерскую. Наверно, офицер.
— Гвардейцы, — пробормотал Валерка. — Патруль. Ну, ничего, идем.
Когда между нами было шагов пять, гвардейцы остановились. Офицер коснулся шляпы, зажатой в кулаке перчаткой. Я разглядел колючие усики и заплывшие глазки. А еще заметил, что к сапогу офицера прицеплен широкий метательный нож — такой же, как недавно был у Валерки.
— Светлый Рыцарь — Юный Трубач, Спаситель Города... — почтительно произнес командир гвардейцев — И его доблестный молодой друг, звания которого мы не знаем.
— Сколько слов... — настороженно откликнулся Валерка. — Что вы хотите?
Офицер слегка наклонился и вкрадчиво сказал:
— Мы слышали шум барабанов. Мы хотим знать, где ваш маленький храбрый брат и его друзья?
— Какое ваше дело? Каждый может ходить, где хочет.
— Конечно, Светлый Рыцарь, таков закон. Однако в это смутное время...
— Не мутите его еще больше, — резко перебил Валерка. — Дайте нам пройти!
— Разумеется, Светлый Рыцарь. Но мы хотели бы пройти с вами. В наши казармы.
— А мы не хотели бы! — громко сказал Валерка. Он сделал движение, словно думал наклониться и взять оружие. И, видимо, вспомнил, что ножа нет. Быстро оглянулся на меня.
— Вы храбрые рыцари, вы мужчины... — неопределенно отозвался офицер и положил руку на эфес тяжелой армейской шпаги. Гвардейцы сделали то же.
Мужчиной надо быть и наяву, и во сне. Даже если тебе двенадцать лет.
— Руки... — сказал я и вынул рапиру.
— Что? — не понял командир гвардейцев.
— Руки с эфесов! — повторил я и почувствовал, как внутри у меня все задрожало. Не от страха. — Уйдите с дороги!
— Юный Рыцарь, нас трое, — снисходительно сказал командир. — Отдайте оружие, сейчас не до игры.
И три острия затронули мою рубашку.
...Валерка правду говорил, слабаки они были в этом деле. Не дошла еще их фехтовальная наука до нашего уровня. Всего-то два простых захвата — и две шпаги зазвенели по мостовой. Валерка юркнул у меня под рукой и схватил оба клинка.
Два гвардейца обалдело смотрели на нас. Но командир их оказался покрепче. Отскочив, он ушел в глухую защиту, а потом сделал красивый выпад.
— Ну-ну, сеньор, вы не в театре, — сказал я. — Не надо эффектов.
