Фронтовичка

Сцена четвертая

1947 год. Весна. Мария Петровна и Ленка моют в танцклассе.

Мария. Откуда столько грязи — вроде и дождя не было, вроде и разуваться заставляю, откуда грязи столько?

Ленка. Натаскали…

Мария. Оставь. Иди лучше подоконники протри!

Ленка протирает подоконники, Мария Петровна драит пол. Ленка замирает: на подоконнике лежит кирпичик хлеба.

Ленка. Мария Петровна, а куда его убрать?..

Мария. Кого?

Ленка. Ваш хлеб…

Мария. Да пусть там…

Ленка. Пусть… (Смотрит на хлеб.)

Мария. Ты отломи себе хлебца, отломи!

Ленка. Да мне и не хочется…

Мария. Отломи, пожуем вместе! Жуй, уплетай.

Ломают, едят.

Ленка. Мы с вами подъели как его… Совсем крошечный остался…

Мария. Будет день, будет и пища!.. Доедай.

Входит Марк Анатольевич.

Марк Анатольевич. Быстро-быстро! Педсовет!

Мария. У нас уборка, Марк Анатольевич — видите?

Марк Анатольевич. Ваше присутствие необходимо, я имею кое-какие претензии!

Мария. Я тоже имею претензии! Весь учебный год занимаемся без аккомпаниаторши! Сколько раз обещали нам аккомпаниаторшу из области выписать! Даже на захудалое пианино не расщедрились!

Марк Анатольевич. Будет, будет вам и аккомпаниаторша, и захудалое пианино! Быстрее на педсовет! (Исчезает за дверью.)

Мария. Какой педсовет? Зачем педсовет? Лен, длинные у меня волосы выросли? (Пытается собрать пряди на затылке.)

Ленка. Не очень…

Мария. Жалко.

Ленка. Еще вырастут вот такие, Мария Петровна!  (Показывает.) У вас такие были, пока в танке не сгорели, да же? Вот досюда?

Мария. Точно-точно! Нет… Чуть-чуть короче. Вот такие. И кудрявые.

Ленка. А цветом?

Мария. Огненно-рыжие, почти как знамя…

Ленка. Когда горели?

Мария. Дура!

На весь коридор слышится крик Галины Сергеевны. Хрипло откашлявшись, она появляется: еще более полная, румяная, а из прически торчат две атласные розы.

Галина. Где платье!!! Платье где?

Мария. Дома, в шкафу, поглаженное, как померила — ни разу не надевала!

Галина. Вот балда! Мария! Твой мужик пришел! Твой мужик на вахте!

Мария. Как пришел?

Галина. Чё, я Матвея не узнаю? У Васильевны истерика! Беги скорее, там весь педсовет собрался! Жалко, платье дома!

Мария. Какое платье… Подожди… (Забирается с ногами на подоконник. Мнет папиросу, крошит ее.) А рука? У него же одна рука! Какой нет — левой, или правой?

Галина. Какой левой, какой правой! Сдурела? Целехонький! Беги! Беги!

Мария (ищет в кармане письмо). Как? Вот же — написал, что руку осколком задело — сохранить не удалось, — посмотри… Это не Матвей вернулся? Не Матвей?

Галина. Ну ты и балда! Балда счастливая! Чё побледнела? Пошли, доведу тебя, держись! Это он, Матька!..

Ленка. Что случилось?

Мария. Ничего не случилось. Жених с войны вернулся.

Ленка. Жених? Ничего себе! Марии Петровны жених вернулся? Где он?

Ленка бежит вниз по лестнице, за ней Галина, последней плетется Мария. В руке она по-прежнему держит солдатское письмо. Внизу на вахте Матвей в военной форме с медалями, три старушки-учительницы, Марк Анатольевич и Нина Васильевна в слезах.

Галина. Матвей! Матвей!

Нина Васильевна. Несите стаканы! Марк Анатольевич! Галина!

Галина. Здесь я!

Нина Васильевна. Надо отметить! Вот как бывает! Надо отметить, Марк Анатольевич!

Матвей. Зачем стаканы? Деньги есть! Могу всех позвать в чайную! Мария Петровна! Пойдем в чайную!

Мария. Матенька, Матенька… В какую чайную, Матенька, родной… Худенький, миленький… В какую чайную…

Мария обнимает Матвея, вместе они как-то странно кружатся на месте, словно Матвей пытается высвободиться из объятий, а она не пускает его. Мария Петровна видит огромный чемодан, на котором сидит незнакомая девчонка лет семнадцати. Девчонка с тоненькими светлыми косичками, злым кошачьим личиком — то вздыхает, то фыркает.