Майкл шагнул вперед и стал рядом со мной, а спустя секунду к нам присоединился Марконе. В обеих руках он держал по автоматическому пистолету.
– Паренек-то не слишком быстр, правда, Майкл? – усмехнулся Никодимус. – Зато ты, пожалуй, вполне достойный соперник. Ну, не настолько опытен, как хотелось бы… но трудно ведь найти кого-либо, чей опыт превышает тридцать или сорок лет – тем более двадцать столетий. Не настолько способен, как японец, – так ведь таких считанные единицы.
– Отдай Плащаницу, Никодимус! – крикнул Майкл. – Она тебе не принадлежит.
– Ну как же, не принадлежит, – отозвался Никодимус. – И уж во всяком случае, не тебе меня остановить. А когда я разделаюсь с тобой и чародеем, я вернусь за тем мальчиком. Три рыцаря за день – пожалуй, это рекорд.
– Отпускать шпильки он умеет, факт, – буркнул я. – А я-то, дурак, считал, это мое амплуа.
– По крайней мере вас он вниманием не обошел, – отозвался Марконе. – Я чувствую себя незаслуженно обиженным.
– Эй! – крикнул я. – Старина Ник, можно один вопрос?
– Всегда пожалуйста, чародей. Когда мы схватимся, боюсь, у тебя не будет больше такой возможности.
– Зачем? – спросил я.
– Прошу прощения?
– Зачем? – повторил я. – Какого черта ты все это делаешь? Я хочу сказать, я понимаю, зачем ты стырил Плащаницу. Тебе нужна была тяжелая артиллерия. Но чума-то зачем?
– Ты читал Евангелия?
– Ну, не полностью, – признался я. – Но я не въезжаю… Неужели ты серьезно думаешь, что затеваешь Апокалипсис?
Никодимус покачал головой:
– Дрезден, Дрезден. Апокалипсис, о котором ты говоришь, – это не событие. Ну, по крайней мере – не какое-то конкретное событие. Рано или поздно, не сомневаюсь, наступит и настоящий Апокалипсис, который положит конец всему, но я сильно сомневаюсь, чтобы он начался с этого вот события.
– Тогда на кой черт тебе
Некоторое время Никодимус молча смотрел на меня, потом улыбнулся.
– Апокалипсис – это границы сознания, – произнес он. – Вера. Капитуляция перед неизбежным. Это смерть надежды.
– И в таком окружении, – негромко сказал Майкл, – это означает больше страданий. Больше боли. Больше отчаяния. Больше сил тьме и ее приспешникам.
– Вот именно, – кивнул Никодимус. – Но, конечно, мы не одиноки. Террористические организации уже готовятся воспользоваться последствиями чумы. Это, в свою очередь, вызовет сопротивление, протесты, враждебность. Много всякого.
– На шаг ближе к концу, – пояснил Майкл. – Вот как он это видит. Как прогресс.
– Я предпочитаю смотреть на это как на простую энтропию, – возразил Никодимус. – На мой взгляд, во всем этом лишь один настоящий вопрос: почему вы выступаете против меня? Это же закон вселенной, рыцарь. Все распадается. Твое сопротивление лишено смысла.
Вместо ответа Майкл потянул меч из ножен.
– А-а, – протянул Никодимус. – Весь разговор?
– Держитесь сзади, – бросил мне Майкл. – Не отвлекайте меня.
– Майкл…
– Я серьезно. – Он шагнул вперед, навстречу Никодимусу.
Никодимус не спешил. Он скрестил мечи с Майклом, потом отсалютовал клинком. Майкл повторил это движение.
Никодимус ринулся в атаку, и «Амораккиус» снова вспыхнул ослепительным светом. Они встретились примерно посередине вагона и обменялись стремительными выпадами. Потом разошлись и снова сшиблись. Оба пока оставались невредимы.
– Насколько я понимаю, огнестрельный огонь представляется ему малоубедительным, – негромко сказал мне Марконе. – Я правильно понял, меч рыцаря может нанести ему реальную травму?
– Майкл в этом сомневается, – ответил я. Марконе зажмурился, потом посмотрел на меня:
– Тогда зачем он с ним бьется?
– Затем, что это необходимо сделать.
– А знаете, о чем я сейчас думаю? – спросил Марконе.
– Вы думаете, что при первой возможности нам стоит выстрелить Никодимусу в спину, чтобы Майкл расчленил его.
– Вы правы.
