– Ну, надо же было ответить как-то на твое предложение растлить и поработить меня. Плоские шутки показались мне самыми подходящими – ведь ты, наверняка, шутишь.
Ласкиэль задумчиво надула губы. Это навело меня на всякие мысли – например, о том, какой мягкий у нее рот.
– Ты думаешь, я хочу именно этого? Раба?
– У меня была хорошая возможность посмотреть, как вы, ребята, работаете, – заметил я.
– Ты имеешь в виду последнее воплощение Урсиэля, да?
– Да. Он совершенно сошел с ума. Изломанный безумец. Я не горю желанием становиться таким же.
Ласкиэль закатила глаза.
– Ох, прошу тебя. Урсиэль – безмозглый громила. Ему безразлично, что случится с держателем его монеты, ему важно только чтобы у него была возможность напиться крови – и чем чаще, тем лучше. Я веду себя совсем по-другому.
– Ни капельки в этом не сомневаюсь.
Она пожала плечами.
– Твои насмешки не отменяют очевидной истины. Некоторые из моего племени предпочитают доминировать во взаимоотношениях со смертными. Те же, кто мудрее, считают, что взаимовыгодное партнерство практичнее и приятнее для обеих сторон. Ты ведь видел, как сосуществуют Никодимус с Андуриилом, не так ли?
– Не обижайся, но как только мне покажется, что я превращаюсь во что-то, хоть отдаленно напоминающее Никодимуса, я сам себя ломом проткну. Типа, в одно ухо входит, из другого выходит.
На лице ее обозначилось неприкрытое удивление.
– Почему?
– Потому, что он чудовище.
Ласкиэль покачала головой.
– С твоей точки зрения, возможно, и так. Но тебе очень мало известно о нем и его целях.
– Черта с два неизвестно. Например, его целью было убить меня, двух моих друзей и Бог знает, сколько невинных людей этой своей чумой. И он убил другого моего друга.
– К чему это ты? – спросила Ласкиэль. Нет, она и впрямь искренне не понимала.
– К тому, что он пересек черту дозволенного. И я никогда не буду играть в его команде. Он не заслуживает ни понимания, ни сострадания. С моей стороны уж наверняка. И рано или поздно его ждет расплата.
– Ты желаешь уничтожить его?
– В идеальном мире он исчез бы лица земли, и я никогда больше не услышал бы о нем, – кивнул я. – Но я сделаю все, что в моих силах.
Несколько секунд она задумчиво молчала, потом медленно кивнула.
– Очень хорошо, – сказала она. – Я уйду. Только позволь мне подбросить тебе одну мысль?
– Если ты после этого уйдешь.
Она улыбнулась, вставая.
– Я понимаю твое нежелание допустить кого-то другого к контролю над твоей жизнью. Это омерзительное ощущение – понимать, что кто-то диктует каждый твой шаг, навязывает тебе неприемлемый для тебя код поведения, отказывает тебе в праве выбора, в праве следовать устремлениям твоего сердца.
– Еще какое омерзительное, – согласился я.
Падший ангел улыбнулся.
– Тогда поверь мне, я абсолютно точно знаю то, что ты чувствуешь. Все Падшие знают.
В животе у меня похолодело, несмотря на горячую ванну. Я неуютно поерзал в воде.
– В этом мы с тобой схожи, чародей, – сказала Ласкиэль. – Ты можешь мне не верить, но хотя бы на мгновение представь себе, то я делаю свое предложение искренне. Я многим могу помочь тебе – и ты сможешь и дальше жить своею жизнью, в соответствии со своими ценностями. Я могу удесятерить твои силы во имя добра, которое ты творишь.
– Власть у меня будет слишком большая и ужасная. А благодаря мне Кольцо обретет еще большее могущество и станет еще опаснее, – хмыкнул я.
– Как Гэндальф говорил Фродо, – с улыбкой кивнула Ласкиэль. – Но я не уверена, что сравнение верно. Тебе не обязательно брать монету, если что-то в ней тебя смущает. Помощь, которую я могу предложить тебе в моей нынешней форме, так сказать, теневой, имеет ограничения по сравнению с той, что была бы, если бы ты принял монету, но и она весьма и весьма существенна.
– Кольцо, монета – какая разница? Так или иначе, физический объект всего лишь символ – символ власти.
