некоторое понятие об извечном конфликте добра и зла, но весьма отдаленное. И если уж Боб считал кого-то гнусным… Что ж, значит, этот Кеммлер и впрямь та еще штучка.
– Чего он такого делал? – спросил я. – Чем заработал такую репутацию?
– Более всего он прославился Первой Мировой войной, – ответил Боб.
– Как, вся война на его совести? – не поверил я.
– Ну, по большей части, – подтвердил Боб. – Подготовка ее потребовала лет ста пятидесяти кропотливого труда, и уж он приложился к этому по полной. Он исчез ближе к концу боевых действий и не всплывал до тех пор, пока не принялся эксплуатировать массовые захоронения уже жертв Второй Мировой. Он изрядно порезвился в Восточной Европе, где и без него жуть чего творилось. Никто не знает точно, сколько убитых на его совести.
– Клянусь каменьями и звездами, – пробормотал я. – Но кой черт он проделывал все это?
– Предположу навскидку: псих он был, вот почему. Ну, и по злобе еще.
– Ты сказал «был» – заметил я. – В прошедшем времени?
– Именно, – подтвердил Боб. – После всего, что этот тип натворил, Белый Совет выследил его и взял за задницу. В шестьдесят первом году.
– Ты хочешь сказать, Стражи взяли?
– Я хочу сказать, весь Белый Совет. Мерлин, весь Совет Старейшин, спецподразделение из Архангельска, Стражи, а также все чародеи и их союзники, которых удалось мобилизовать ради такого случая.
Я даже зажмурился.
– Ради одного человека?
– Я сказал ведь: законченного кошмара, – напомнил Боб. – Кеммлер был некромантом, Гарри. Он обладал властью над мертвыми. Ну, конечно, дружился еще с демонами, имел закадычных приятелей во всех вампирских коллегиях, знался со всей нечистью Европы, да и кое с кем из самых вредных фэйре. Плюс имелась у него маленькая армия из маленьких кеммлерчиков. Учеников. И еще наемников всех сортов и мастей.
– Блин, – только и сказал я.
– Однако же в прошедшем времени, – утешил меня Боб. – Они убивали его со всей подобающей случаю ответственностью. Несколько раз. Он объявился после того, как Стражи казнили его в начале девятнадцатого века, поэтому второй раз они подошли к этому серьезно. Что ж, так и надо этому ублюдку сумасшедшему.
Тут меня вдруг осенило.
– Ты что, был с ним лично знаком?
– А разве я тебе не говорил? – удивился Боб. – Он был моим хозяином почти сорок лет.
Я удивленно уставился на него.
– Ты работал на этого монстра?
– Что было – то было, – произнес Боб не без гордости.
– Как ты тогда попал к Джастину?
– Во времена первой казни Кеммлера, Гарри, Джастин ДюМорн исполнял обязанности Стража. Он подобрал меня на пепелище лаборатории Кеммлера. Типа, так же, как ты подобрал меня на пепелище лаборатории Джастина, когда убил его. Так сказать, круговорот жизни, прямо как у Элтона Джона в песне.
Меня пробрал легкий озноб. Я прикусил губу и отложил карандаш. Мне почему-то показалось, что дальнейшая часть нашего разговора будет не из тех, что захочется сохранить в письменном виде.
– Так что такое Слово Кеммлера, Боб?
– Без понятия, – заявил Боб.
Я нахмурился.
– Что ты такое говоришь – «без понятия»? Я так понял, ты ему все равно что Пятница для Робинзона был.
– Ну… да… – сказал Боб. Огоньки в глазницах черепа как-то беспокойно заплясали. – Только помню это время неважно.
Я скептически фыркнул.
– Эй, Боб, ты ведь ничего не забываешь.
– Нет, – согласился Боб непривычно сдавленным голосом. – Если только, Гарри, мне этого самому не хочется.
Я нахмурился еще сильнее и сделал глубокий вдох.
– Ты хочешь сказать, ты предпочитаешь забыть то, что связано с Кеммлером?
– Или принужден, – поправил меня Боб. – Гм… слушай, Гарри, а можно, я выйду? Ну, хотя бы по комнате, а? На время разговора.
Я зажмурился, открыл глаза и зажмурился еще раз. Вообще-то Боб – та еще штучка с
