– Синдром Вейдера, – повторил я. – Нет союзника, более впечатляющего, ободряющего и всеми любимого, чем союзник, который всего пару минут назад был твоим врагом и пугал тебя до усёру.
– Не только, – возразила Люччо. – Боюсь, вы не до конца понимаете свою репутацию. Вы одолели больше врагов и победили больше зла, чем большинство чародеев на сто лет старше вас. И ведь времена меняются. В Совет приходит больше чародеев, чем прежде – вроде Рамиреса и этих вон ребят. Для них вы – символ сопротивления консервативной части Совета, герой, рискующий жизнью, когда этого требуют от него принципы.
– Вы, – кивнула Люччо. – Не могу сказать, чтобы я это одобряла. Однако в настоящий момент Совету нужны любые крупицы отваги и надежды. Ваше присутствие и поддержка перед лицом смертельной опасности обескуражат ваших недругов, а присутствие закаленного в боях чародея ободрит младших членов Совета, – она поморщилась. – Проще говоря, Дрезден, вы нужны нам. А мы нужны вам.
Я потер глаза.
– Давайте допустим, что я запишусь в вашу команду. Что я соглашусь носить плащ. Что я готов биться до окончания войны. Но я не могу уехать из Чикаго. Здесь живут люди, которые на меня полагаются, которые от меня зависят, – я насупился. – И еще, я не намерен кланяться перед Морганом. Будь на то моя воля, я бы его на сотню миль к моему городу не подпускал.
Люччо потерла подбородок и медленно кивнула; взгляд ее оставался задумчивым.
– Мне в любом случае придется переводить Моргана в другое место, – она кивнула еще раз, на этот раз решительнее. – Раз так, я зачисляю вас в Стражи в чине коммандера на должность старшего уполномоченного по региону.
Я зажмурился.
– Вы будете отвечать за безопасность и операции в этом регионе – в тесной координации с тремя другими региональными уполномоченными Северной Америки.
– Э… – пробормотал я. – Что это означает?
– Что вашей работой будет защищать смертных в этом регионе. Противодействовать всем сверхъестественным угрозам и представлять Совет в дипломатических вопросах. Оказывать поддержку и содействие другим чародеям , которые обратятся к вам за помощью и защитой, а также – при необходимости – уничтожать врагов Совета, таких, как Красная Коллегия и ее союзники.
Я нахмурился.
– Гм… собственно, этим я и так занимаюсь.
Лицо Люччо расплылось в первой по-настоящему теплой улыбке, которую я на нем видел. Улыбка эта разгладила морщины на лбу, а новые морщинки сбежались к уголкам глаз.
– Значит, теперь вы будете делать это в сером плаще, – лицо ее снова посерьезнело. – Вы ведь боец, Дрезден. Если Белый Совет надеется выжить, нам нужно больше таких, как вы.
Она встала из-за стола и пошла к стойке, захватив с собой пустые бутылки.
Когда она вернулась, я как раз справился с тугой застежкой и накинул тяжелую, мягкую серую ткань на плечи. Она остановилась передо мной и оглядела с головы до ног. Рамирес покосился на меня, и улыбка его сделалась шире. Морган тоже посмотрел в мою сторону, и по лицу его можно было сделать заключение, будто кто-то сунул нож ему в гениталии. Мак при виде меня в плаще чуть сдвинул брови и надул губы.
– Спасибо, – тихо произнесла Люччо и протянула мне бутылку.
Я кивком поблагодарил ее и принял пиво. Мы чокнулись бутылками и выпили.
– Что ж, хорошо, коммандер, – сказала Люччо; голос ее снова сделался резким, деловым. – Это ваша территория, и вы располагаете самыми свежими разведданными об учениках Кеммлера. Каков будет наш следующий шаг?
Я откинул упавшую на глаза прядь волос.
– О’кей, Страж Люч… то есть, капитан Люччо. Давайте-ка сядем и поработаем. Темнеет, и времени у нас осталось в обрез.
Глава тридцать вторая
Шел дождь, когда я отворил дверь Мёрфиного дома, поэтому серого плаща я не снимал. Я проковылял на кухню, где Томас, Баттерс и Боб разложили на столе свечи, бумагу, карандаши и пустые банки из-под пива.
При виде меня Томас разинул рот.
– Срань господня, – только и сказал он.
Баттерс удивленно посмотрел на Томаса, потом на меня.
– А? Что?
– Гарри! – вскричал Боб, и оранжевые огоньки в его глазах вспыхнули ярким огнем. – Ты
Я хмуро покосился на них и стащил плащ. Тот упал на пол, накрыв едва не всю кухню.
– Не крал я ничего, – из гостиной, прихрамывая, но оживленно виляя хвостом, вышел Мыш, и я почесал его за ухом.
