– Я больше не динарианец, – произнес он очень тихо, очень мягко. – Когда я вышел из больницы и вернулся к Никодимусу, у него не нашлось для меня свободной монеты, – в глазах его полыхнул безумный огонь. – Видишь ли, он отдал ее тебе.
Я поперхнулся.
– Так вот что ты искал у меня дома. Динарий.
– Будь на то моя воля, я бы предпочел не Ласкиэль, но и она лучше, чем ничего.
– Умгум. Так где сейчас Никодимус? Я так понимаю, он тебе помогает?
Глаза Кассия почти совсем закрылись.
– Никодимус меня уволил. Он скал, что если я такой дурак, что не сумел сохранить свою монету, то вполне заслуживаю того, что со мной свершилось.
– Надо же, каков.
Кассий пожал плечами.
– Он человек властный, он не терпит дураков. Когда ты умрешь, и монета Ласкиэли станет моей, он примет меня обратно.
– Не слишком ли ты в этом уверен? – заметил я.
– А что, есть причина, по которой это не так? – он с усилием повернулся к своему вещмешку. – Тебе стоит упростить все для нас обоих. Я желаю сделать тебе предложение. Отдай ее мне сейчас же, и я сделаю твою смерть быстрой.
– У меня ее нет, – сказал я ему.
Он сипло рассмеялся.
– Так много мест, в которых ее можно спрятать, – сообщил он. – Если ты хранишь ее на себе, чуть больше боли – и ты сам выронишь ее, – он достал из мешка небольшой лобзик и положил его на пол. – Я знал как-то человека, который проглотил свой динарий и проглотил бы его еще раз, если бы тот вышел ненароком.
– Мбюэ, – произнес я.
Следом за лобзиком Кассий вынул из мешка плоскоголовую отвертку и положил ее рядом с лобзиком.
– И другого, который взрезал себе живот и положил монету в брюшную полость, – он вынул из мешка зловещего вида нож с крючковатым лезвием для резки линолеума и задумчиво подержал его в руке. – Скажи мне, и я просто перережу тебе горло.
– А если не скажу? – спросил я.
Он срезал ножом заусенец на желтоватом ногте.
– Что ж, отправлюсь на поиски сокровища.
Я внимательно посмотрел на него.
– У меня ее с собой нет. Это правда. Я связал Ласкиэль заклятием и зарыл монету.
Он зарычал и схватил меня за левую кисть. Сорвав с нее перчатку, он вывернул мне руку, чтобы показать мою изуродованную ожогом ладонь, на которой розовел клочок здоровой кожи в форме символа Ласкиэли.
– Она у тебя! – прохрипел он. – И она
Я сделал глубокий вдох и попытался следовать единственному уместному в сложившейся ситуации правилу настоящего оптимиста: думать позитивно.
Черт, чем круче он будет меня пытать, тем быстрее он узнает правду. Конечно, я предпочел бы убедить Кассия каким-нибудь другим способом, но, опять же, он изрядно ограничил мой выбор.
– Я говорю тебе правду, – повторил я. – И потом, ты бы не сделал этого быстро, даже если бы я отдал ее тебе.
Он улыбнулся. Добрая у него вышла такая улыбочка, дедовская.
– Возможно, – согласился я. Он снова полез в свой вещмешок и достал из него трехфутовый отрезок тяжелой цепи, какой блокируют от угона мотоциклы. Держа ее одной рукой, другой он передвинул мои запястья, подняв их так, чтобы руки оказались у меня над головой.
– В любом случае победитель-то я.
У меня не хватило силы опустить руки – чертовы наручники превратили меня в беспомощного котенка.
– Отдай мне монету, – ласково произнес Кассий и с силой лягнул меня в ребра.
Удар вышиб из меня дух. Больно было как черт-те что, но я все-таки ухитрился выдавить из себя несколько слов:
– Не у меня.
– Отдай мне монету, – повторил он. На этот раз он замахнулся цепью и с размаху опустил ее на мой живот. Я лежал с расстегнутой ветровкой, и цепь порвала мне рубашку и рассекла кожу на животе. В глазах покраснело от внезапной, резкой боли.
– Н-не у… – начал я.
