И ничего больше.
Ничего особенного – и все же надпись эта наводила на меня совершенно иррациональный ужас. Не знаю, что именно заставило сработать мои инстинкты – может, как раз отсутствие в ней чего-либо мало-мальски особенного. На мгновение мне показалось, что я ударился в панику без всякой на то причины, что текст просто набран на компьютере, но тут же заметил легкое утолщение на последней букве моей фамилии, отличавшее ее от остальных «н». Собственно, и утолщение-то это тоже отличалось безупречностью – значит, его выполнили преднамеренно. Для того, чтобы я понял: это написано рукой, но не человеческой. И уж во всяком случае не каким-нибудь лазерным принтером из «Уолл-Марта».
Я положил конверт на столик и некоторое время просто смотрел на него. Не пухлый – максимум несколько листков бумаги. Значит, вряд ли это бомба. В смысле, вряд ли это ультрасовременная бомба – из тех, которые против чародеев практически бесполезны. Более примитивная по устройству бомба могла бы и сработать, но она и размерами больше.
Но, конечно, никто не отменял возможности покушения с помощью магии. Я придвинул к конверту левую руку и попробовал прощупать его своими чародейскими чувствами, но сосредоточиться в нужной степени не смог. Поморщившись, я стащил с левой руки перчатку, открыв взгляду изуродованные ожогом пальцы. Обжег я руку примерно год назад – так сильно, что врачи, к которым я обращался, настоятельно советовали мне ампутировать ее. Я не отдал свою руку на растерзание – в основном, по той же причине, по которой я до сих пор разъезжаю на древнем «Фольксвагене»: какая-никакая, эта машинка моя, и пошли все к черту.
И все же на пальцы мои трудно смотреть без содрогания – да и вообще на всю мою левую руку. Шевелить пальцами у меня получается с трудом, но я как смог растопырил их и попробовал пощупать ауру магических энергий вокруг конверта еще раз.
С таким же успехом я мог и не снимать перчатки. В конверте не обнаружилось ничего неожиданного. Никаких пакостных ловушек.
Что ж. Повода оттягивать я не находил. Зажав конверт своей почти беспомощной левой клешней, я правой разорвал его и вытряхнул содержимое на стол.
Из конверта вывалились три предмета.
Во-первых, цветная фотография восемь на десять сантиметров, с которой на меня смотрела Кэррин Мёрфи, руководитель отдела специальных расследований чикагской полиции. Правда, одета она была не в полицейскую форму и даже не в обычный свой небрежно-деловой наряд. Она щеголяла в куртке с эмблемой Красного Креста и бейсбольной кепке, а в руках держала абсолютно противозаконный обрез. Из ствола вырывалось пламя. Еще на фотографии имел место мужчина, стоявший в нескольких футах от нее, почти сплошь залитый кровью. Из груди его торчал длинный стальной стержень, другой конец которого уходил за край кадра. Всю верхнюю часть тела мужчины включая голову словно исчеркали черными штрихами и красными крапинками. Ствол обреза целился в самую гущу этого месива.
Во-вторых, еще одна фотография. На этой Мёрфи уже без кепки стояла над трупом мужчины. В кадр попал и я, лицом в профиль. Этот мужчина был ренфилдом, запрограммированной на убийство тварью, и человеком он оставался чисто физиологически – однако же фотография как улика от этого не делалась менее убийственной.
Мы с Мёрфи и наемником по имени Кинкейд разгромили гнездо вампиров Черной Коллегии во главе с Маврой. Ее миньоны оказали нам весьма ожесточенное сопротивление. Когда в бой вступила сама Мавра, я сжег к чертовой матери левую кисть, и мне еще повезло, что я отделался так дешево. В конце концов, мы освободили заложников, расчленили некоторое количество вампиров и убили Мавру. Ну, по крайней мере, убили кого-то, кого приняли тогда за Мавру. Если подумать об этом хорошенько, странно даже, что вампир, знаменитый своим искусством выживания в самых тяжелых обстоятельствах, вынырнул из дыма и бросился на нас, чтобы остаться без головы. Впрочем день у меня тогда выдался тяжелый, так что я был склонен верить тому, что увидел своими глазами…
Проворачивая это дело, мы старались вести себя как можно осторожнее. В результате нам удалось спасти несколько жизней, чего мы не сделали бы, ввалившись туда очертя голову, но тот ренфилд едва не прикончил меня. Мёрфи убила его за доли секунды до того, как он на меня навалился. И в это мгновение ее и сфотографировали.
Я тупо пялился на фотографии.
Снимки были сделаны с различных точек. Из этого следовало, что в помещении находился кто-то еще, кто нас и снимал.
Кто-то, кого мы вообще не видели.
Третий предмет, выпавший из конверта на стол, представлял собой листок писчей бумаги, на две трети исписанный тем же почерком, что и адрес на конверте. Текст гласил:
Последняя треть листка была занята не буквами. Вместо этого к ней крепился полоской скотча локон золотых волос. Я сравнил их с фотографиями.
Волосы принадлежали Мёрфи.
Черт. Мавра держала ее на мушке. Имея на руках фотографии, запечатлевшие ее как убийцу (да и меня, кстати, в качестве по меньшей мере сообщника), Мавра могла в считанные часы вышибить ее из полиции и упрятать за решетку. Однако еще хуже были волосы. Мавра очень неплохо колдовала… черт, по этой части она могла сравниться даже с чародеем не последнего пошиба. Располагая волосами Мёрфи, она могла делать с той буквально все, что пожелается, и ни одна душа на свете не смогла бы помешать этому. Мавра могла убить ее. Мавра могла хуже, чем убить ее.
