Странная какая-то мягкость послышалась в ее голосе. Всю свою сознательную жизнь Мёрфи занималась тем, что традиционно считается мужской работой в мужском окружении, так что обыкновенно ее окружала этакая пуленепробиваемая аура, сообщавшая ей серьезность — почти такую, какой она обладала в действительности. Этот образ не менялся почти никогда — по крайней мере, на людях, тем более в присутствии коллег-полицейских. Но теперь, когда она смотрела на меня, в ее голосе появилась какая-то неожиданная, ничего не боящаяся открытость, незащищенность.
В прошлом между нами не раз случались размолвки, но если у меня и есть, черт подери, настоящие друзья, то Мёрфи — из них. Я улыбнулся ей самой лучшей из своих кривых улыбок.
— У меня всегда все в порядке. Более или менее.
Она подняла руку и убрала у меня со лба прядь волос.
— Ты прямо девчонка большая, Дрезден. Стоит тебе получить небольшую плюху — и ты весь одна сплошная эмоция. — Взгляд ее скользнул к Жучку, и голубые глаза вдруг вспыхнули ледяным огнем. — Тебе известно, кто это с тобой сделал?
— Нет пока, — прорычал я. Подъехал эвакуатор. — Но можешь ставить на кон свою задницу, я это узнаю.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Когда мы добрались до моей берлоги, голова более или менее оправилась от шока, а значит, я гораздо лучше ощущал, как все у меня болит. Боль капитально укоренилась во всем моем теле, не ограничиваясь одной избитой башкой. Клонившееся к закату солнце било в глаза до занятного болезненно, так что я с наслаждением перевел дух, спустившись по лестнице ко входу в мою квартиру, отключил магические обереги, открыл замок и с усилием толкнул тяжелую дверь.
Она, разумеется, не отворилась. Прошлой осенью целая толпа зомби сокрушила мою стальную дверь и к чертовой матери погромила квартиру. Даже при том, что теперь я получал приличное жалованье Стража, денег на ремонт все равно не хватало, так что дверь пришлось чинить самому. Не могу сказать, чтобы результат отличался особым качеством исполнения, но я стараюсь находить во всем положительную сторону: теперь эту чертову штуковину трудно открыть, даже если я вдруг забуду ее запереть.
Зато в порыве строительного энтузиазма я постелил на кухне линолеум, ковровое покрытие в гостиной и спальне, а в ванной уложил плитку. В этой связи могу поделиться с вами одной мыслью: всё не так просто, как пишут в приложениях к глянцевым журналам.
Пришлось два или три раза двинуть в дверь плечом, и лишь тогда она со скрипом и лязгом подалась.
— Мне казалось, ты собирался попросить домовладельца починить ее, — заметила Мёрфи.
— Когда деньги будут.
— Тебе же сейчас регулярно платят.
Я вздохнул:
— Угу. Но оклад установлен в пятьдесят девятом году, и с тех пор Совет ни разу не делал поправки на инфляцию. Думаю, в ближайшие лет десять или двадцать они все-таки займутся этим.
— Ух ты! По части оперативности даже круче нашей мэрии.
— Учись мыслить позитивно, — хмыкнул я и, шагнув внутрь, наступил на некоторую неровность пола, внезапно образовавшуюся на ковре перед дверью.
Квартирка моя невелика. Она состоит из довольно просторной гостиной с компактной кухонной нишей прямо напротив входной двери. Дверь в крошечную спальню и ванную по правую руку от входа, рядом с ней камин. Голые каменные стены прикрыты книжными полками, коврами и киноплакатами. Моя гордость — настоящий, не репринтный постер «Звездных войн» — пережил нападение на квартиру, а вот библиотеке дешевых книг в бумажных обложках досталось изрядно. Видите ли, у этих чертовых зомби есть дурацкая привычка рвать страницы и обложки, как только разделаются с мебелью.
Два старых подержанных дивана я покупал на распродаже, поэтому и заменить их оказалось нетрудно. Кроме них, обстановку гостиной составляют пара удобных старых кресел у огня, журнальный столик и груда серого с черным меха. Электричества у меня нет, так что мое жилье представляет собой темную нору — зато эта темная нора еще и прохладная, и я не могу описать, что за наслаждение оказаться дома после испепеляющего солнца на улице.
Небольшая груда меха встряхнулась и, поднявшись на лапы, превратилась в большого коренастого серого пса — только шикарная, почти львиная грива была темнее. Пес направился прямиком к Мёрфи, сел и подал ей правую лапу. Мёрфи рассмеялась и пожала ее, как могла, с трудом обхватив эту лапищу.
— Привет, Мыш. — Она почесала его между ушами. — Когда ты его этому научил?
— Это не я, — буркнул я и, задержавшись, чтобы потрепать Мыша по холке, двинулся к леднику. — Где Томас? — спросил я у пса.
Мыш выразительно шмыгнул носом и покосился на закрытую дверь спальни. Я замер, прислушиваясь, и до меня донеслось негромкое журчание воды в трубе. Томас принимал душ. Я достал из ледника банку «колы» и посмотрел на Мёрфи. Она кивнула. Я достал банку и для нее, доковылял до дивана и медленно, осторожно сел. Даже так все мои болячки отозвались самым мучительным образом. Я открыл банку, сделал глоток и, прикрыв глаза, откинулся на спинку дивана. Мыш положил тяжелую башку мне на колено. Потом осторожно толкнул лапой мою ногу.
— Я в порядке, — заверил я его.
Он скептически фыркнул, и мне пришлось в доказательство потрепать его холку.
— Спасибо, что подбросила, Мёрф.
— Не за что, — отозвалась она, плюхая на пол большой пластиковый мешок, который принесла из машины. В мешке лежали мои плащ и забрызганный кровью балахон. Мёрфи подошла к кухонной раковине, заткнула слив пробкой и пустила воду. — Давай-ка поговорим.
Я кивнул и рассказал ей про мальчишку-корейца. Пока я говорил, она опустила в раковину балахон и принялась отстирывать.
— Мальчишка превратился в того, кого чародеи называют колдунами, — сказал я. — В того, кто предал Законы Магии. Изначально порочного.
Она помолчала немного, а когда заговорила, голос ее звучал тихо, но угрожающе.
— Они убили его здесь? В Чикаго?
— Да, — кивнул я, ощущая себя еще более усталым. — Последнее время это одно из самых безопасных мест для наших встреч.
— И ты это видел?
— Да.
— И не помешал им?
— Я бы не смог, — сказал я. — Они же все тяжеловесы, Мёрф. И еще… — я сделал глубокий вздох, — я не уверен, что они так уж неправы.
— Черта с два они правы! — взорвалась Мёрфи. — Мне глубоко начхать, что там ваш Совет делает в Англии, или Южной Америке, или еще где им нравится трясти своими
