бахвальство извратили ту силу, что дали им Священные. И вот вам Страшила.
Я хмыкнул. Выданная Бобом информация смахивала на анекдот, из чего следовало, что время и поколения рассказчиков запросто могли исказить ее. Не исключено, что узнать объективную истину об этом вообще уже невозможно — впрочем, неожиданно большой процент подобных преданий дошел до нас почти нетронутым; во всяком случае, у народов с давними традициями устного рассказа — вроде индейцев юго-запада Америки — дело обстоит именно так.
— Когда это произошло?
— Трудно сказать, — признался Боб. — Навахо относятся ко времени не так, как большинство смертных, что делает их, пожалуй, умнее остального вашего обезьяньего племени. Но скорее всего в доисторические времена. Несколько тысячелетий назад.
Блин.
Несколько тысяч лет жизни означают несколько тысяч лет накопленного опыта. Из этого следовало, что Страшила хитер и умеет приспосабливаться. Старина Перевертыш просто сгинул бы, не обладай он этими качествами. В моем воображаемом рейтинге он сразу поднялся с «очень крутого» до «невероятно, чертовски крутого».
Однако брат мой оставался пока у него, а значит, это ничего не меняло.
— Как думаешь, нет никакой серебряной пули, которой мы бы могли одолеть его? — поинтересовался я.
— Нет, босс, — тихо ответил Боб. — Мне очень жаль.
Я поморщился, убрал следы моих позорных поисковых заклятий и начал подниматься по лестнице. Уже почти у самого люка, я задержался.
— Эй, Боб.
— Ну?
— У тебя никаких соображений насчет того, почему, когда кто-то из чародеев убивал Ла Фортье, никто из них не воспользовался магией?
— Потому что люди тупицы?
— Чертовски странно все это, — буркнул я.
— Иррациональность естественна, — возразил Боб. — Начнем с того, что чародеи вообще неуравновешенны.
С учетом того, как обстояла в последние годы моя жизнь, я не очень-то мог с ним спорить.
— Из этого кое-что следует, — сказал я.
— Правда? — удивился Боб. — И что же?
Я устало тряхнул головой.
— Скажу, как сам пойму.
Я вернулся в гостиную — точнее, поднялся в нее через люк. Люк у меня хороший, массивный, так что звуки из лаборатории наверх почти не проникают. Люччо наглоталась болеутоляющих и спала у меня на диване — она так и вырубилась, лежа на спине, без подушки. Я прикрыл ее легким одеялом. Рот у нее чуть приоткрылся, и от этого она казалась совсем хрупкой, еще моложе, чем ее нынешняя внешность. Молли сидела в кресле, рядом с которым горело несколько свечей. Она читала роман в бумажной обложке, не открывая его до конца, чтобы не хрустнула склейка. Умница.
Я прошел на кухню и соорудил себе сандвич. При этом я вдруг сообразил, что сандвичи мне изрядно надоели. Надо, надо, наверное, научиться готовить или еще чего.
Пока я стоял и жевал, ко мне подошла Молли.
— Эй, — окликнула она меня шепотом. — Вы как?
Сразу по моем возвращении из Шато-Рейт она помогла мне перевязать ссадину на башке, так что теперь я щеголял в подобии кособокого тюрбана. Я ощущал себя флейтистом из классического «Духа 76 года» Уилларда.
— Пока цел, — отозвался я. — А как они?
— Спят обдолбанные, — сказала она. — У Моргана температура поднялась на полградуса. Последняя упаковка антибиотиков почти закончилась.
Я стиснул зубы. Если я не доставлю Моргана в больницу, и быстро, он умрет так же верно, как если бы до него добрались Совет или Страшила.
— Может, ему компресс со льдом сделать? — тревожно спросила Молли.
— Не надо пока. Только если температура подскочит до ста четырех[2] и будет держаться, — ответил я. — Вот тогда жар станет для него опасен. А пока организм делает то, что ему полагается делать — борется с инфекцией. — Я проглотил последний кусок сандвича. — Кто-нибудь звонил?
Она достала страничку из блокнота.
— Джорджия. Вот больница, в которой лежит Энди. Они пока там, с ней.
Я поморщился и взял листок. Если бы я сто лет назад не пустил Моргана на свой порог, его бы уже не было в Чикаго, Страшила не преследовал бы меня в надежде выйти на него, Энди осталась бы цела, а Кирби — жив. А я даже не позвонил, не узнал, как она.
— Как она?
— Они до сих пор не знают, — сказала Молли.
Я кивнул:
— Ясно.
— Вы нашли Томаса?
Я покачал головой.
— Полный облом.
К нам подошел Мыш. Сел и сочувственно посмотрел на меня.
Молли закусила губу.
— Что вы собираетесь делать?
— Я… — Голос мой дрогнул, и я вздохнул. — Представления не имею.
Мыш ткнул мою ногу лапой и поднял взгляд. Я наклонился почесать его за ушами и тут же пожалел об этом, такой болью сдавило виски. Я поспешно выпрямился, поморщился и несколько секунд тешил себя мечтами лечь на пол и поспать неделю-другую.
Молли встревоженно смотрела на меня.
Я посмотрел на листок.
— Ответ пока не ясен, из чего следует, что мне нужно еще подумать над этим. А пока съезжу-ка я проведаю Энди.
Молли кивнула.
— А мне что делать?
— Держать крепость. Попробуй связаться со мной в больнице, если кто-нибудь позвонит или если Моргану станет хуже.
Молли серьезно кивнула.
— Ладно, сделаю.
Я кивнул в ответ и взял свое снаряжение и ключи от «ройса». Молли подошла к двери, чтобы запереть ее за мной. Я взялся за дверную ручку — и задержался.
— Эй, — повернулся я к своей ученице.
— А?
— Спасибо.
Она удивленно уставилась на меня:
— Э… а чего я такого сделала?
