– Она грустно усмехнулась. – За меня это сделают другие, это вопрос не только моей чести. Мой бывший взвод доделает начатое.
– Это тоже традиция?
Она утвердительно кивнула.
– Да. Взвод – семья. Даже после завершения контракта, годы и годы спустя, все, служившие в одном взводе друг для друга гораздо больше, чем сестры. Живой тебе пример – Лея и ее взвод.
Я ничего не знал про бывший взвод ее величества, но поверил Катарине на слово, решив разузнать про этот вопрос, когда будет более спокойная обстановка.
– Тебе ничего не будет угрожать, обещаю. Мы вшестером можем даже убрать Кампоса старшего, если понадобится.
– И вам за это ничего не будет? – я усмехнулся. В такое верилось с трудом. Если б ангелам можно было всё НАСТОЛЬКО… В стране давно установилась бы республика.
– Будет, почему? – не стала отпираться она. – Но свое слово мы сдержим, честь взвода и каждой из нас не пострадает. К тому же мы – ветераны, не молодые ссыкухи, какой с нас спрос? Пожурят немного. Может, в ссылку на несколько лет отправят. Ничего смертельного. Я тебя убедила?
Я отрицательно покачал головой.
– Хорошо, я отучусь. А дальше? А универ? Я не уеду из города, останусь в зоне их досягаемости. А сапоги, извини, он мне не простит!
По лицу Катарины пробежала тень.
– Хорошо. Считай, что вопрос с универом тоже решен. Он не тронет тебя.
– Я выполню все твои условия, – продолжила она. – Если понадобится, мы уберем твоего друга Бенито, это будет лучшим выходом.
– Только за то, что он угрожает мне? – я вновь усмехнулся.
– Он подонок, Шимановский, – парировала она. – И он принесет людям много бед, поверь мне. Я встречалась с подобными людьми много раз, знаю эту породу. И если грохну такого, моя совесть не отяжелится.
– Проще всего будет спровоцировать его, имитировав, что про тебя забыли. Подловить и на сей раз уничтожить окончательно. Если рыпнется, конечно. Но понимаешь, все имеет свою цену…
Ее глазки ехидно прищурились. Тут машина резко притормозила и вильнула вправо. Мы перестраивались, уходя на развязку, направляясь то ли на другую хорду, то ли на радиальную.
– Моя цена – твой отказ от обучения у нас. Ты прямо сейчас звонишь Мишель, я соединю, и говоришь, что передумал. Я тут же даю клятву, что сделаю обещанное. Мой взвод вскоре это подтвердит. Не сегодня, а когда сможет. Я сообщу девчонкам, они свяжутся с тобой.
Она свое предложение сделала. Я сидел, смотрел на мельтешение ламп в тоннеле и не мог ничего понять.
Какая ее выгода? Ну, не укладывалась у меня в голове такая комбинация! Защитить меня. Убрать Кампоса, пусть и младшего. Возни на несколько лет, причем опасной возни, с последствиями. Только ради того, чтобы я не учился у них? Чтобы они не отрабатывали на мне свои программы?
Мозг зацепился за последнюю мысль.
– Подсиживаешь Мишель? – Я попытался рассмеяться. Вышло довольно убедительно. Машина вильнула, сеньора Катарина грязно выругалась. Ого, какие мы слова знаем! Затем наехала на меня, переходя на крик, следя, впрочем, одновременно за дорогой.
– Шимановский, ты – придурок! Таких придурков поискать – не найдешь!
Я никого не подсиживаю, мне это не надо, да и невозможно! Мишель – из взвода Леи! Она ее назначила вместо Сирены, много лет назад, которая также была из ее взвода! Понял тенденцию?
Я кивнул, втягивая голову в плечи.
– Я НИКОГДА не возглавлю корпус, у меня нет для этого нужного ресурса! Но я на своем месте, и я могущественнее, чем она! Я на земле, руковожу реальными делами, реальными вещами, ни на кого не оглядываясь, а она летает высоко в облаках, вынужденная со всеми считаться! И с Леей, и с другими офицерами!
– Мне не нужен Корпус, Шимановский, – продолжила она уже тише, подводя итог беседе. – Я просто хочу, чтобы один глупый мальчишка выжил. Чтобы не отправился на запрограммированную бойню, а выучился, вырос, женился и нарожал деток. Нравишься ты мне, юноша, нравишься. Симпатичен. И мне по- человечески будет жаль, если случится иначе.
Я молчал. Насколько мог судить, в данный момент она не врала. Если честно, у меня никогда не проскакивало ощущения, что она врет, но сейчас она была сама искренность.
Но я не мог пойти у нее на поводу, не мог просто так отказаться от начатого. Может быть она права, в корпусе будет жарко, и ее предложение – лучший выход… Но и она – не бог.
Я не знаю, какое в итоге приму решение, у меня есть время разобраться в себе. Но сейчас соглашаться не буду. Слишком мало прошло времени для анализа ее слов и ее выводов.
– А если я откажусь не сейчас? Позже? Ближе к концу испытаний?
Она усмехнулась.
– Тогда у меня будут связаны руки. Сейчас же, пока все заняты, я всемогуща. Никто не знает, что ты собой представляешь, и один твой звонок может многое. Потом в тебя вцепятся мертвой хваткой, а меня… Меня заменят.
Соглашайся, Шимановский. Сейчас или никогда.
Я еще ломался для вида. Но только для вида.
Дальше, до самого корпуса, мы ехали молча. Ехали долго: где она только не петляла! Объехали почти весь город! Побывали даже на таких окраинах, где «Эсперансу» в иных обстоятельствах никогда не увидишь, куда и на более дешевой машине заезжать не стоит.
Мы же заезжали. И останавливались, под недоуменные взгляды аборигенов, особенно детворы, стайками слетающейся к нашему транспорту, удивленно галдя. Моя спутница вновь выпускала дроидов, закрашивающих карту вокруг, после чего трогались и ехали дальше. Как я понял, таким образом она отрывалась от возможной слежки, от электромагнитных жучков. И судя по ее ругательствам и комментариям, минимум один жучок у нас имелся. Имелся в прошедшем времени, конечно.
В общем, к бело-розовому зданию мы подъехали не скоро, часа через четыре. Времени на тренировки оставалось мало, и в тот день я сдавал тесты интеллектуальные. Кружочки, треугольники, квадратики – расположи фигуры – найди лишнее – укажи, что должно идти после…
Этих тестов тоже было много. Они дублировали друг друга, и после десятого или двадцатого теста я понял, что в принципе все они проверяют одно и то же.
Ну, это их дело, методистов и психологов корпуса. В конце концов, они не имеют право на ошибку. «Пускай перепроверим человека десять, двадцать раз, но зато точно будем знать, годен он или не годен». – примерно такая у них должна быть логика.
Судя по реакции Катарины, я относился к категории «годен», или «очень даже годен», и ей этот факт не нравился. Относилась она ко мне с подчеркнутым пренебрежением, словно я раздражающая ее
