муха, но уважительным пренебрежением. Ни словом, ни жестом, ни наклоном головы не позволила себе ничего, намекающего о происшествии и разговоре после школы. Ее глаза словно говорили: «Ты пожалеешь, Шимановский, но это было твое решение».
Да, мое, и я не отказываюсь. Но относительно нее самой я сегодня понял одну важную вещь: она сделает все от нее зависящее, чтобы меня не взяли, но бить в спину и подтасовывать факты не станет. Такое не в ее духе. Эдакая принципиальная бесстрашная благородная амазонка, не способная на подлость к тем, кого не считает врагом.
Из новостей дня нужно особо выделить ее приказ, именно приказ, отданный, когда мы ехали домой (она вновь отвозила меня, но на обычной машине):
– Шимановский, с завтрашнего дня начинаются ускоренные тесты. Будут проходить с девяти утра. На ближайшие две недели о школе забудь – нет времени.
– Но… – Я попытался протестовать, но понял, что не из-за чего. Я куда собрался? Туда. А школа? Что ж, или школа, или корпус, это надо было решать сразу.
– Или ты передумал? – с иронией поддела она.
– Нет. Я просто подумал, что если вы меня не возьмете…
– То ты самостоятельно догонишь программу, – мурлыкнула она, чуть прищурившись. – У тебя такие показатели, что…
– Что «что»? – я напрягся.
– Очень хорошие показатели, – ушла она от ответа. Если б ты был девочкой, я бы пророчила тебе быстрый рост до звания офицера. Но так, извини, покойникам и психам оно ни к чему…
Вот стерва! Достала уже! Я про себя выругался.
– Завтра в половину девятого я подъеду к углу вон того дома, – продолжала она, игнорируя мое раздражение. – Не будешь готов – так и доложу, что передумал.
– Я не передумал! – огрызнулся я.
– Тогда привыкай к порядку. В половину – как штык.
– А почему опять ты? Тоже какая-то проверка? Я что, сам не могу добраться?
Она рассмеялась.
– Нет. Просто тестирование тебя корпусом – штука секретная. Не хотелось бы, чтобы ты лишний раз светился в воротах и показывал всем нашу в тебе заинтересованность. Дворец – гадюшник, сплетни по нему расходятся очень быстро. А дальше идут за его пределы.
– Кстати, мой рабочий день официально начинается тоже с девяти, – продолжила она. – И мне тебя подбросить не сложно, по пути. До завтра.
– До завтра.
Ошалевший, я вылез из машины. Люк опустился и та тронулась в противоположном от моего подъезда направлении.
М-даааа!
Следующий день начался с того, что я чуть не проспал. Сглазила!
Когда я, застегивая рубашку на ходу, мчался к машине, часы показывали тридцать четыре минуты. Сеньора еще была на месте, но уже развернулась, двигатель работал. Люк был открыт и я сиганул в него, и только после этого отдышался.
Ее глаза насмехались: «Я же тебе говорила?»
Пусть издевается, виноват. Она подождала, не уехала, а это главное.
Когда мы уже тронулись, я соизволил обратить внимание на нее саму, на ее внешний вид. А тот поражал воображение.
Легкая блузка с огромным, просто шикарным декольте почти до пупка, в котором виднелась не менее шикарная грудь. Ого! Под форменной блузкой я ничего такого не заметил (да и до того ли было), но оно и понятно – форма есть форма. Теперь же, когда она оделась по-граждански, я сполна оценил достоинства сеньоры майора. Под нею, в смысле под блузкой, был лиф, тоже прозрачный, как у Бэль, незаметный, но он тоже поддерживал грудь, делая ее еще аппетитней, а при ходьбе, когда та начнет колыхаться…
Я представил себе эту картину. М-да, все мужики будут однозначно ее! Определенно. Далее к низу сеньора была одета в короткую белую косую юбку, выше колена с разрезом сбоку. Разрез находился как раз с моей стороны и я в полной мере смог оценить красоту ее ног. Немного мускулистые, но не чрезмерно. В остальном те были длинными, ровными и красивыми. Никакого намека на целлюлит и другие заморочки, из-за которых женщины трясутся, но на которые мужчины не обращают внимания, у нее не было. Саму юбку можно оценить, как достаточно короткую, чтобы произвести эффект на вечеринке, но достаточно длинную, чтобы не походить при этом на шлюху. Ведь в ее возрасте носить подобное опасно – слишком легко перейти незримую грань. Катарине удержаться удалось.
То есть, у нее есть вкус, есть талант красиво и правильно одеваться, и так же краситься. Накрашена она была не броско, но в то же время так, чтобы в случае нужды поколдовать над собой минимум времени и получить максимум эффекта. Так тоже может далеко не каждая.
Эта мысль стала для меня откровением. Вместо суровой сеньоры майора, могущей двумя пальцами скрутить в бараний рог самого Кампоса вместе с дружками, рядом со мной сидела красивая сексуальная пусть и немного более старшая женщина. Она говорила «мой
– Что, Шимановский, оцениваешь? – усмехнулась она, не выдержав моих откровенных разглядываний. Но и слонику по голосу было бы понятно, ей мой интерес приятен. Я не стал отпираться:
– Отпад! По какому случаю праздник?
– У меня выходной, – бегло пожала она плечами. – Теоретически. Практически на мне ты. Потому сразу после работы я поеду по своим делам. Надеюсь, ты будешь умненьким мальчиком и не станешь меня задерживать отрицательными результатами тестов, Шимановский?
Ее тональность отдавала весельем, но тайное и весьма холодное предупреждение я получил. И решил повыкоблучиваться:
– А если стану? – Я демонстративно развалился в кресле, напустив на себя бесшабашный вид заправского мачо. – Чего б это я такую красоту от себя отпускал? Если она при мне – так при мне. Вот когда твои «дела» попросятся в корпус, да когда к ним тебя приставят… А пока пусть рот не разевают!
– Ай-яй-яй, Шимановский! – покачала она головой, принимая игру. – Как не стыдно! Я почти в два раза старше!
– А любви, между прочим, все возрасты покорны! – констатировал я, вспоминая книгу афоризмов.
– Пушкин.
– Что? – не понял я.
– Я говорю, Пушкин. Был поэт такой, русский, в средние века. Произведение – «Евгений Онегин».
И далее она процитировала на почти чистом русском, лишь с небольшим акцентом:
