После долгого молчания Пол заговорил, протирая глаза.
– Ну и денек!
– Угу, – согласился я, не желая даже делать усилие и открывать рот.
– А что такое с Дьюк? – спросил Стью немного погодя, и когда стало ясно, что никто не настроен особенно разговаривать, он продолжил.
– Она весь день смотрела, как вы летаете, но билета так и не купила. Говорит, ей страшно.
– Это ее проблема, – сказал я.
– Так или иначе, она и кое-кто из ее друзей пригласили нас сегодня на ужин. Это как раз за озером. Есть настроение пойти?
– Конечно, есть, – сказал Пол.
– Сказали, что заедут за нами в пять.
Снова молчание, которое я наконец прервал.
– Ну, что, сработало? Так может бродячий пилот выжить?
Если уж твоя птичка смогла пережить аварию и через два дня снова подняться в воздух, – сказал Пол, – то с бедой мы справились. И я, конечно, не знаю, сколько денег мы заработали, но у нас их целая куча. Если засесть и составить такое расписание, чтобы попадать на все воздушные утренники, на все окружные ярмарки и на все съезды земляков в маленьких городках, то полторы недели спустя можно было бы купить с потрохами самого Рокфеллера.
– Пока ты летаешь и возишь пассажиров, ты будешь в деле, – сказал Стью. – Когда я продавал сегодня билеты, Дьюк сказала, что в городе заключались пари на то, что после этой аварии аэроплан никогда больше не взлетит.
– Это она серьезно? – спросил я.
– Вроде, да.
– А, как мы их! Ты же видел, как в конце концов вертолет сдался. Старина Великий Американский Цирк по-настоящему забрался им за шкуру, и я думаю, они под конец не выдержали конкуренции.
Какое-то время все молчали, потом снова заговорил Пол.
– Знаешь, эта, девушка летала со мной трижды.
– Что это была за девушка?
– Не знаю. Она не сказала ни слова, ни разу не улыбнулась даже. Но она летала три раза. Девять баксов.
Откуда у этой девчушки девять баксов, чтобы просадить их на прогулки на самолете?
– Просадить? – переспросил я. – Просадить? Парень, да ведь девочка летала! Девять баксов – это ничто!
– Да. Но таких, кто думает так же, как ты, не очень много. Ах, да, знаешь еще что? Сегодня два автографа.
Я дал два автографа.
– Отлично, – сказал я. – Ты и меня здесь обставил. Ко мне тоже подошел какой-то парнишка и попросил расписаться в его блокноте. А как ты, Стью? Вот ты уже и не Звезда.
– Бедняга Стью, – высокомерно сказал Пол.
– А ты-то давал сегодня автографы… Звезда?
Стью ответил мягко.
– Двенадцать, – сказал он, глядя куда-то в сторону.
К пяти часам мы зачехлили самолеты на ночь. Мы могли бы еще катать пассажиров, но у нас уже не было настроения, и мы прикрыли лавочку.
За нами приехала Дьюк с приятелями и отвезла нас в дом, находившийся как раз по ту сторону второго пальмирского озера. Можно было поплавать, но Пол предпочел остаться на берегу; вода показалась ему холодной.
– Одолжи расческу, Стью, – попросил я, выбравшись через час из воды, когда мы уже вернулись в дом.
– Само собой. – Он вручил мне обломок пластика, на одном конце которого торчали пять зубьев, потом длинный просвет, а потом еще торчал лесок из 18 зубьев, а дальше зияла пустота.
– Расческа парашютиста, – извиняющимся тоном сказал Стью. – Несколько жестких приземлений доконали ее.
Особой пользы расческа не принесла.
Мы вернулись к собравшимся гостям, к целой толпе народу в гостиной, уминавшей сэндвичи и картофельные чипсы. Все они приставали к Полу с расспросами: чего мы, собственно, добиваемся, занимаясь воздушным бродяжничеством.
В комнате витала какая-то смутная тоска, словно мы были чем-то, чего эти люди давно
