– Шестнадцать тысяч, – повторил Васнецов.
Это была большая сумма, это была огромная сумма, но деньги перестали быть важными в их жизни.
– Как себя Вера Николаевна чувствует?
– Плохо, – у Павла Михайловича навернулись слезы на глаза. – Плохо ей, Виктор Михайлович. Паралич рук, ног. Я и сам – небольшой теперь жилец.
– Павел Михайлович!
– Не таращь глаза-то… Я привык к этой мысли… Привыкаю. Дело жизни моей сделано. Теперь не страшно. Вон как хорошо кончается собирательство – «Тремя богатырями».
– Место будет трудно найти.
– Место найдется. Новые залы уже отделаны. Летом начну перевеску. Хлопот много, но я хочу успеть. Давай еще поглядим.
Поднялся осторожно, словно оберегая себя от боли. Подошел к картине «Сирин и Алконост».
– Что значит художник! Странная фантазия, а веришь. Вот такие они и есть – райские птицы.
Опять вернулся к «Богатырям».
– Помню, в Киеве еще, загорелось мне Добрыню переписать, – вспомнил вдруг Виктор Михайлович. – А я, бывало, как за кисть, так и за песню. И, видно, уж очень распелся. Входит в комнату Миша, глазенки круглые. «Папа, – говорит, – не пой! Когда ты поешь, мне очень страшно».
– Да, дети! – Павел Михайлович даже не улыбнулся. – Моя Маша за Александра Сергеевича Боткина вышла…
Вдруг горячо припал к плечу Васнецова, расцеловались, заплакали.
– Кланяйся Александре Владимировне! – говорил Третьяков, быстро отирая слезы. – Кланяйся. И не провожай. Я пошел, пошел.
Быстро оделся, спустился вниз по крутой лестнице, застучали конские копыта…
Виктор Михайлович быстро поглядел на «Богатырей» и отвернулся – представил, какая пустота будет в этой огромной комнате без них.
– Ничего! «Баяна» наконец напишу. – Лег на диван, вытянулся, кивнул богатырям: – Вот так-то, ребятушки. Пора вам! Верно Павел Михайлович сказал – пора.
Последним приобретением Третьякова был эскиз левитановской картины «Над вечным покоем». Картину он купил раньше, а эскиз в Петербурге, на выставке, в ноябре 1898 года.
Умер Павел Михайлович 4 декабря, шестидесяти шести лет от роду. Вскрытие показало: прободение язвы желудка, перитонит. Были бы врачи повнимательнее, спасли бы.
Хоронила Москва почетного своего гражданина 7 декабря. Гроб несли художники. Впереди Васнецов и Поленов.
Долго не расходились с кладбища, теснились, подхватывали угасающий разговор. Каждому страшно было уйти отсюда и остаться одному. Теперь только и поняли: Третьяков был для них – семьей.
Первая персональная выставка Виктора Михайловича Васнецова открылась в начале 1899 года. Репин в письме Поленову обронил такую фразу: «На выставку Васнецова наконец толпа валит, последний день сегодня». В первые дни обошлось без толпы.
Виктор Михайлович писал жене: «Сегодня обедал у кн. Тенишевой: Она оказалась очень искренной и простой женщиной, не такой, как мне о ней рассказывали. Бываю у Репина… Был и у Куинджи – расплакался почти и очень меня тронул… Максимов был у меня – такой яге кудлатый. Выставка моя среди художников и любителей имеет успех. Говорят, что ученики все в восторге (может, и не все). Публики же маловато – первый день – 95 ч., второй – 99 ч., а сегодня – 140. Что-то завтра будет?»
Но какие бы тысячи ни перебывали на выставке, отсутствие на ней одного человека половину радости забирало. Это была первая выставка без молчаливой фигуры Павла Михайловича Третьякова.
Жизнь шла себе… В канун нового столетия готовилась огромная Всемирная Парижская выставка. Русский павильон для нее строили по эскизам Васнецова.
Потихоньку отдохнув душой от громад Владимирского собора, Виктор Михайлович приступил к новым картинам. Написал «Снегурочку», «Гусляров», вернувшись к мысли о «Баяне», начал собирать для него изобразительный материал и одного героя увидал в своем сыне Владимире. Написал портрет с него. В 99-м году были созданы блистательные канонические иллюстрации к «Песне о вещем Олеге», но вдохновение, все нежное могущество своего таланта он отдал опять-таки образу Богоматери. Теперь это была Богоматерь на фоне звезд, написанная для Дармштадтской церкви.
По пальцам можно пересчитать женские образы Васнецова, созданные им за пятьдесят лет жизни. Но среди них – Аленушка! Богоматерь Владимирского и Дармштадтского соборов – вершины мирового значения.
В 1896 году вслед за портретом Лёли Праховой Виктор Михайлович написал портрет еще одной своей любимицы – Веры Саввишны Мамонтовой, ту самую Верушу, которую обессмертил Серов в «Девочке с персиками». Счастливейшая картина на белом свете.
Новые работы Васнецова особого восторга у публики не вызывали. Это был отдых после великих трудов. Но художник, если он только не ремесленник, не умеет творить, не ставя
