тайника.
— Молись! Да живо!
— Погоди! Я знаю, где ты был с Руки Кренделями. Я его пытал перед смертью.
— Тем скорее надо убить тебя.
— Ты один не уйдешь отсюда. Я помогу тебе, но ты должен показать мне тайник… Мне надоело быть верным слугой. Служишь кровью, платят угрозами… Я возьму самую малость и уйду. Сгину!
Кудеяр спрятал саблю под рясу.
Они вышли из келии. И сразу от стены отделилась тень.
— Здесь храм Господа нашего! — сказал Федька, и тень исчезла.
Вышли во двор. Прячась у стен, прокрались к книгохранилищу. Федька открыл его.
— Почему у тебя такая власть в монастыре?
— Я — руки Паисия.
— Почему же ты не знаешь секретов тайника?
— Но я только руки!
Кудеяр указал на стол.
— Поверни крышку направо.
Федька посмотрел недоверчиво, но приказ выполнил. Тайник открылся.
— Пошли! — пригласил Кудеяр жестом руки, как радушный хозяин. — Здесь в сундуках не золото. Здесь книги, за которые патриарх Никон преследует врагов своих.
Наклонился над сундуком, а в следующий миг ему пришлось прыгнуть через голову. Клинок со свистом чиркнул по спине, рассекая рясу и отскочив от кольчуги.
Кудеяр выхватил свою саблю из-под рясы.
— Ты за старое?
Федька сделал выпад, пытаясь достать Кудеяра саблей.
— Предателей надо бить, как мышей! — Кудеяр прыгнул на сундук, сабли скрестились.
Федька сражался молча, ловко и яростно. Но Кудеяр был сильнее, Они обменивались ударами, звону — на весь тайник. И вдруг Кудеяр сделал неудачный выпад и открылся. Федька, забыв про кольчугу противника, хлестко, будто бичом, стеганул Кудеяра по груди. Сабля отскочила, и в тот же миг Кудеяр рубанул. Федька закрылся плечом. И плечо было разрублено.
— Почему ты хотел меня убить?
— Я не люблю делиться добычей.
— Но я не показал тебе тайника с деньгами и драгоценностями!
— Но я не знал, что есть еще один тайник!
— Я тебе его покажу.
И Кудеяр поднял саблю. Федька все еще защищался. Кудеяр загнал его в угол, к большому сундуку и нанес удар по голове. Федька упал.
— Каюсь, что был врагом твоим, — прошептал он, умирая, — прости мне грехи мои и мое коварство. Я был слуга!..
И Кудеяру стало жалко умирающего. Он склонился над ним, а Федька вдруг поднял саблю, но не удержал ее.
— И в смерти лгал!
Пора было подумать о себе. Но что это? По лестнице книгохранилища топот сапог. Скрыться в следующий тайник? Поздно. И тут только Кудеяр увидел, что потолок тайника обтянут сетью. Зачем? Некогда гадать — в тайник ворвалось десять вооруженных людей. Это были не монахи. Кудеяр прижался спиной к стене, поднял саблю.
В тайник вошел Паисий.
— Не надо крови, — сказал он, — сдавайся!
— Я умру в бою.
— Мне жаль тебя.
Паисий дернул за кольцо в стене, и рыбацкая сеть упала на Кудеяра.
Так вот она для чего!
Кудеяр сидел на цепи. Утомленный боем, он заснул, но его не оставили в покое. Пришел Паисий с незнакомцем.
— Кто ты? — спросил незнакомец Кудеяра. — Ты выдаешь себя за Нифона Саккаса, но я сам давал ученому монаху подорожную грамоту.
Кудеяр молчал. Незнакомец замахнулся плетью, но Паисий удержал его.
— Не чини расправу на моих глазах. И не делай мучеником самозванца в дни, когда терновый венец принял Иисус Христос.
Часть 11
Петр-сеятель
Глава 1
Торжественно и тревожно было в Можарах в ночь с субботы на воскресенье. Мытарства сроднили можарцев, и теперь, придя в церковь, мужики все перемигивались да переглядывались. Анютина весть о набеге Шишки не испугала Петра-сеятеля. Обошел он все дворы, поговорил с мужиками, и решили мужики не поддаваться разбойнику. Топоры да косы наточили, поклялись друг другу до смерти стоять.
Пришел в церковь и Вася Дубовая Голова. Службу стоял в задних рядах. Тут и услыхал плач. Плакала горемычная Федора, вдова убитого Шишкой мужика Никиты.
Спросил Вася Анюту:
— Что она плачет?
— Как же ей не плакать? Полна хата детей малых, а еды небось никакой. У всех праздник, а Федоре разговеться нечем.
— Где изба ее?
— Возле колодца, вестимо! — удивилась Васиным вопросам Анюта. — Я уже говорила про нее Петру, обещал просить мир, чтоб хлебом поле ее засеяли.
Говорила Анюта шепотом, глядя перед собой, а покосилась на Васю — Васи-то и нет.
Емельян в этом году разговлялся как барин. Жег свечи — у других-то лучина. Пирогов разных испекли две дюжины. Выставили жареных индеек, соленья, настойки, потроха, студень. И конечно, крашеные яйца, пасху и такой кулич — десяти дворам не съесть.
Жена Емельяна сказала молитву. И все пошли целоваться друг с другом. За столом были девицы, теперь уже невесты, хозяин с хозяйкой, главные мастера гончарного дела.
Обиды были прощены. Верилось — начинается жизнь заново: без злого сердца, без обмана, без рукоприкладства.
