Что здесь все-таки было? А ведь что-то было! — почувствовал я. Даже теперь, спустя много лет, от этого места веяло особым напряжением когда-то разыгравшейся трагедии…
Из куцых знаний по военной истории, полученных мной еще на офицерских курсах, я помнил, что Второй «Молниеносный» бронедивизион был расформирован, лишен знамени и вычеркнут из общего реестра армейских подразделений сорок лет назад. Почему — говорилось в таких обтекаемо-туманных формулировках, что иначе, как тень на плетень, их не назовешь. Какое-то повальное неподчинение приказам, измена Родине, неоправданное уничтожение мирного населения, братание с противником (кто бы мне объяснил, как эти два пункта сочетаются между собой?), мародерство — словом, грехов было настолько много, что в них не очень верилось. В самом деле, с чего бы вдруг боевое, дисциплинированное, проверенное подразделение в одночасье осатанело, почище пиратов дядюшки Го?
Загадочная история, словом…
А сейчас танки этого официально проклятого дивизиона вдруг обнаруживаются на далекой планете, которую и осваивать-то начали как раз в те далекие времена. Да еще в окружении каменных часовых, тоже смотрящихся пришельцами из другого мира…
Да, ничего похожего на эти серые, гладкие, столбообразные камни без единой трещины, скола или следов эрозии я пока не замечал на этой планете…
Всё загадочней и загадочней…
Мы, все пятеро, молча стояли и смотрели на брошенные танки, потихоньку зарастающие травой, словно сама земля решила постепенно вобрать их в себя, похоронить даже память об этих чудищах, грохотавших и плевавшихся огнем на ее поверхности… Даже гладкие каменные лбы выглядели более живыми, чем эти два творения рук человеческих…
Что же все-таки здесь случилось? Битва танков с камнями? Предположение интересное, но не слишком ли похоже на бред? — задумался я.
Не иначе, мы случайно, в пылу войны, наткнулись на одну из неразрешимых загадок, с которыми человечество, продвигаясь в космос, сталкивается все чаще и чаще… Такие загадки не афишируются, не мусолятся в новостях, а, наоборот, обставляются, словно охотничьими флажками, всевозможными грифами и уровнями секретности. Человечество покоряет космос, и человечество по-прежнему боится космоса! Совсем как пещерный человек у костра, который в страхе населял звездное небо над головой зверообразными богами…
А загадки — вот они, встречаются, напоминают о себе холодящим шепотком таинственного… Мы, солдаты вооруженных сил инопланетного базирования, это хорошо знаем!
Похоже, мои доблестные соратники по штрафбату тоже чувствовали нечто подобное.
— Да! — значительно крякнул Рваный.
— Тихо-то как здесь… Словно на кладбище… — ни к кому не обращаясь, сказала Сова.
Действительно, тихо, мысленно согласился я. Только кучерявые деревца и кусты трепещут листьями, переговариваются между собой и с бродягой-ветром…
«Травка зеленеет, солнышко блестит…» И травка с примесью фиолетового, и солнышко с непривычным лимонным оттенком, но суть экологического благолепия от этого не меняется… Хотя нет, здесь все-таки не благолепие, скорее — какая-то давняя настороженность…
Первое впечатление таинственного не проходило…
— А может, это и есть кладбище? — гулко откашлявшись, предположил Рваный. — Может, ребята-танкисты где-то здесь и остались… Легли костями неподалеку, поросли травой, вот и не видно их. Танкисты — они гордые, свои машины до последнего не бросают…
— Но ведь бросили же! — возразил Цезарь. — Нет вокруг никаких следов, даже останков не видно!
— Значит, пришлось бросить, что-то заставило, — заступился за танкистов Рваный.
— Похоже, так, — согласилась Щука.
— Теперь этого уже не узнаешь… — задумчиво протянула Сова.
Сова — невысокая, крепенькая, даже коренастая, с абсолютно плоским, азиатским лицом курганных каменных идолов и маленькими, кривоватыми ножками, не была красивой, не была даже мало-мальски привлекательной. Зато — опытная десантница. Давно служила в армии…
Со Щукой они дружили. Красавица — дурнушка, обычное, частое сочетание для женской дружбы. Они, наши девчонки, все равно женщины, хотя и солдаты…
И почему у меня теперь всякая мысль неизменно перетекает на Щуку? Правда, что ли, влюбился? Отмочил господин разжалованный капитан! — усмехнулся я про себя. А как, главное, вовремя…
— Я вот не понимаю, — вдруг спросил Цезарь, — откуда здесь сами танки? Разве тут сорок лет назад тоже воевали?
Наши ветераны захмыкали, как один.
— Война всегда где-то есть, — терпеливо объяснила Сова. — Иногда о ней объявляют, чаще — нет, но есть — всегда…
— Аминь! — подытожил я.
Именно в этот момент неподалеку раздался жалобный детский плач. Настоящий плач настоящего ребенка!
Это было настолько неожиданно, нелепо, непонятно, что мы все, по-моему, оторопели в первые мгновения.
Ребенок оказался совсем рядом с нами. Выполз на четвереньках из-за широких траков, распрямился и заковылял к нам. Совсем маленький, года полтора, наверное, пухленький, розовенький, в одних только ситцево-цветастых шортиках.
Он надрывался от плача, перекашивавшего его маленькое личико, и протягивал к нам толстенькие ручки с симпатичными перевязочками на запястьях.
— Ах ты, маленький! Да как же ты здесь оказался?! — Сова, стоявшая к нему ближе всех, кинулась первой.
И только тогда я сообразил, что мне сразу не понравилось в этом ребенке. Весь — почти голый, в шортиках, давно здесь, под жарким солнцем, а на коже — ни следа загара. Да и сама кожа какая-то слишком правильная, слишком розовая, без единой царапинки, словно у куклы на витрине! Плачет взахлеб — а слез и соплей не видно!
Я вспомнил, что когда-то слышал о таких детях, биороботах, начиненных взрывчаткой, самодвижущихся минах, рассчитанных на родительские инстинкты всякого нормального человека…
Сова уже подхватила его на руки, прижала к себе.
— Сова, отставить! Брось немедленно! — успел крикнуть я.
И тут он взорвался.
Очень ясно, с каким-то отчетливым внутренним замедлением, я успел увидеть, как расцвел на их месте грязно-огненный цветок взрыва, как подкинутым мячиком отлетела в сторону оторванная голова в шлемофоне, а потом меня сбило с ног ударной волной.
К счастью, никто из нас не поднимал забрало, да и заряд был не слишком велик. К тому же, прижав ребенка к груди, Сова приняла на себя основной удар, послужив для нас своего рода щитом.
Остальных, как потом выяснилось, тоже разметало в стороны. Но броня выдержала. А
