Она, наконец, повернулась лицом ко мне. Очень симпатичное лицо. Даже красивое.
— Ну, ты даешь, Пациент!
Кличка, данная мне девушкой, приклеилась мгновенно. В следующей же фразе Доктор назвал меня Пациентом. Блатной произносил это слово с трудом, но переиначивать не пытался, что же касается Хозяина, то ему было совершенно все равно, как меня называть, и поэтому он удовлетворился этим именем, как первым попавшимся. Заноза, между тем, продолжала веселиться:
— Хозяин! Когда пойдем на процедуры?
Блатной снова хмыкнул, но старик нахмурился:
— После. Поесть-то надо, нет?
Доктор поднес ему на плоской тарелке пару соленых огурцов, головку чеснока и граненый стакан, до краев наполненный мутноватой жидкостью. Хозяин, никого не приглашая, вытянул жидкость, хрустнул чесноком и потянулся к борщу. Остальные, заняв свои места у стола, тоже принялись за еду. Я решил ничему не удивляться, по крайней мере до тех пор, пока не отогреюсь и основательно не закушу.
Некоторое время все молчали.
— Завтра на крыше Блатной, — сказал, наконец, Хозяин. — А кухарит Заноза…
— Кстати, продукты кончаются, — заметил Доктор, — и, с позволения сказать, кухарить становится затруднительно. Надо бы кого-нибудь послать в деревню.
— Ничего, — буркнул Хозяин, — может, скоро на машине съездим…
Я поднял голову и вдруг заметил, что Блатной, разинув рот, с испугом смотрит куда-то мимо меня.
— Во! — произнес он, указывая, как видно, на окно у меня за спиной. Заноза, сидевшая рядом с ним, тоже подняла глаза и сейчас же сморщилась, как от боли.
— Гадость какая… — прошептала она.
Я резко обернулся, но увидел лишь чью-то огромную спину, удаляющуюся в темноту. Спина была голая и иссиня-белая.
— Слушай, Блатной, — сказала Заноза, — выйди, разбуди его. Что он, в самом деле, нельзя же так!
— Х… тебе, — спокойно ответил Блатной, — сама выйди.
— Цыц! Пусть спит, — сказал Хозяин, — все нормально, ясно? Доктор, ты чего сидишь? Компот давай!
Самое страшное — я представления не имел, как себя вести. Кого они хотят будить? Неужели эта голая туша за окном — Студент?
— У него что, лунатизм? — осторожно спросил я.
— У кого? — не понял Хозяин.
— У Студента.
Доктор поставил передо мной стакан с компотом.
— Знаете что, Пациент, — сказал он, — вы не обращайте внимания. Ей-богу, ничего интересного не происходит. И со Студентом все в порядке — он спит на крыше. Там, видите ли, свежий воздух, А завтра на крыше будет спать Блатной. По той же причине.
— Я же говорю — санаторий! — хихикнула Заноза.
— Ну, допивай компот и пойдем, — сказал мне Хозяин, — покажу помещение.
По широкой скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж и оказались в небольшом коридоре, по обеим сторонам которого было несколько дверей. К моему удивлению, некоторые двери были аккуратно подписаны. Слева: “Доктор”, “Блатной”, справа: “Студент”, “Заноза”. Хозяин открыл самую дальнюю дверь по правой стороне, зажег огарок свечи и протянул его мне.
— Вот, располагайся. Отдохнешь хорошенько, а утром поговорим…
Он повернулся, было, чтобы уйти, но спохватился:
— Да! Если, часом, захочешь по нужде — вон в ту дверь. На двор не ходи. И окна на открывай…
— А почему? — спросил я.
Хозяин посмотрел на меня укоризненно.
— Ну, сказано — не ходи, и не ходи, не открывай — стало быть, не открывай. Мало ли что? Время ночное…
Он покачал головой и ушел.
Комната была совсем маленькая, железная кровать, покрытая бледным от старости одеялом, занимала почти все пространство от двери до окна. В углу, на облезлой деревянной вешалке висела не то лохматая шуба, не то просто шкура. Пахло псиной. Я задул свечу и подошел к окну. Луна освещала серебристую после дождя поляну, над верхушками елей проносились небольшие темные облака со светящимися рваными краями. В доме все утихло, снаружи тоже не доносилось ни звука. Некоторое время я вглядывался в кромку леса, мне все казалось, что там копошится какая-то бесформенная масса. Но это мог быть и туман или просто рябь в глазах.
“А идите вы все… — подумал я, разулся, повесил мокрую куртку на спинку кровати и залез под одеяло. — Спать я хочу, вот что…”
…Мягкий лунный свет заливает комнату и шепчется о чем-то с притаившимися в углах тенями. Тихо-тихо открывается дверь, и на пороге появляется девушка в белом платье. Она бесшумно подходит и склоняется надо мной. Я чувствую прикосновение ее нежных пальцев. Она что-то говорит мне на ухо…
Я вздрогнул и окончательно проснулся.
— Вставай, вставай, Пациент, — говорила Заноза, толкая меня в плечо. Она была в длинной ночной рубашке, ее распущенные волосы задевали меня по лицу.
— В чем дело? — спросил я, садясь на кровати.
— Тсс! Ты вот что, Пациент, если хочешь живым отсюда убраться, пусти меня в свою постель.
Она говорила это таким естественным и убедительным тоном, будто предлагала помидоры со своего огорода.
— Гм! — сказал я. — Однако, ты даешь!.. Уж больно неожиданное предложение…
— Идиот! — возмутилась Заноза, — ты что считаешь, я сюда любовью с тобой заниматься пришла? Да ты посмотри на себя! Каракатица… А, впрочем, черт с тобой! Пожалуйста, мне не жалко, — она вдруг принялась стаскивать с себя рубашку, — только быстро давай, чтоб до прихода Хозяина… Ты потом спрячешься под кроватью, а я останусь, вместо тебя, понял?
Заноза, наконец, справилась с рубашкой и комкала ее в руках, глядя, куда бы бросить. Она была чертовски аппетитно сложена, эта сумасшедшая девица, политая лунным светом, как сметаной.
— Ты погоди раздеваться-то, объясни толком! — зашипел я. — Что там про Хозяина? Зачем это он сюда придет?
— Дурак, — неожиданно спокойно произнесла Заноза, — я же говорю — санаторий здесь. Вот и всадит тебе Хозяин этой ночью прививочку. А от прививочки этой ты, Пациент, навсегда Пациентом останешься, и уж никакого имени-отчества у тебя не будет больше…
— Ну а ты-то зачем лезешь на мое место? — спросил я.
— А мне все равно! Я в свое время разок попробовала. Так что без Хозяина мне теперь долго не протянуть. Да и никому здесь не протянуть, а он, сволочь, пользуется этим и веревки из нас вьет. Сегодня меня без дозы оставил…
— А-а! — Я начинал понимать. — Он что же, наркотики вам колет?
