Посошок

Да на стол-шатун,
На горячий лоб да на сосновый гроб.
Дунул во второй — и исчез картуз
С модным козырем лакированным…
Эх, Егор, Егор! Не велик ты грош,
Не впервой ломать.
Что ж, в чем родила мать,
В том и помирать?
Дунул в третий раз — как умел, как мог,
И воскрес один яркий уголек.
И прожег насквозь расписную шаль.
Всю расшитую мелким крестиком.
И пропало все. Не горят костры,
Не стоят шатры у Шексны-реки,
Нету ярмарки.
Только черный дым тлеет ватою.
Только мы сидим виноватые.
И Егорка здесь — он как раз в тот миг
Папиросочку и прикуривал,
Опалил всю бровь спичкой серною.
Он, собака, пьет год без месяца,
Утром мается, к ночи бесится,
Да не впервой ему — оклемается,
Перебесится, перемается.
Перемается, перебесится,
И Бог даст — не повесится…
Распустила ночь черны волосы.
Голосит беда бабьим голосом,
Голосит беда бестолковая.
В небесах — звезда участковая.

Мы сидим, не спим.
Пьем шампанское.
Пьем мы за любовь
За гражданскую.

Мельница

Черный дым по крыше стелется.
Свистит под окнами.

— В пятницу да ближе к полночи
не проворонь, вези зерно на мельницу!

Черных туч котлы чугунные кипят
Да в белых трещинах шипят гадюки-молнии.

Дальний путь — канава торная.
Все через пень-колоду-кочку кувырком да поперек.

Топких мест ларцы янтарные
Да жемчуга болотные в сырой траве.

— Здравствуй, Мельник Ветер — Лютый Бес!
Ох, не иначе черти крутят твою карусель…

Цепкий глаз. Ладони скользкие.
— А ну-ка кыш! — ворье, заточки-розочки!

Что, крутят вас винты похмельные —
С утра пропитые кресты нательные?

…Жарко в комнатах натоплено.
Да мелко сыплется за ворот нехороший холодок.