Лена Ленина
Новые цари
Андрей
Гора пирожков и фонтан ледяной водки!
Вот что его ждет, когда он снова будет в безопасности. И еще пельмени, которые так чудно умела готовить мать. Она подавала их со сметаной и с бульоном, в который добавляла укроп, лук и какие-то другие, уже экзотические приправы.
Сегодня он пытался утолить голод, пережевывая пихтовую смолу. Без половины зубов это было мучительно. Он продал все свои золотые коронки, а другие зубы выпали из-за отвратительного тюремного питания. Те, что уцелели, рисковали застрять и остаться в комочке смолы при каждом резком движении челюстей. Но Андрею было плевать. Завтра он вставит себе новые на ту кучу денег, что его дожидается. Любые зубы, какие только захочет: золотые, платиновые, алмазные, имплантанты. Будет чем перемолоть все пирожки на земле.
Голод!
Живот — это мотор. Его нужно кормить, иначе машина глохнет, останавливается, ржавеет, гниет и умирает. Если ты родился в нищете, в семье, где уже есть двенадцать детей и собственный отец не может вспомнить твоего имени, а мерзлая земля, непригодная для возделывания, не выплюнет тебе ни одной картофелины, приходится учиться выживать. Что Андрей и сделал.
Чтобы выжить в Советском Союзе, первым делом нужно было получить партийный билет. Затем — встать на службу партии, душой и телом. Тело работало, не гнушаясь использовать кулаки и дубину. Научилось уважать себя и заставлять других уважать его. А душа из социалистического понятия «диктатура пролетариата» вычленила только слово «диктатура» и свято верила в то, что слово «польза» употребляется только в отношении самого себя.
Скорее хитрый, чем умный, Андрей быстро проложил себе дорогу в региональных джунглях Советского государства. Из простого чиновника он вырос до помощника управляющего строительством дорог в Костромской области. Теплое доходное местечко для восходящей звезды мафиозной системы, создаваемой несколькими поколениями коммунистической власти.
Чтобы совершить побег из исправительно-трудового лагеря «Ледяная» МИ-28, он сдружился с Егором Кондаковым, якутом-уголовником, который знал этот район Сибири как свои пять огромных пальцев.
Это было не так уж и трудно. Надзор здорово ослаб с тех пор, как Горбачев занял пост генерального секретаря. Тюремщики, почувствовав, что вскоре сыграют в истории роль обманутых, существенно снизили свои тарифы. И все же это стоило ему золотых зубов. Но они должны были с лихвой окупиться. В семидесятых важнее всего было удержаться на посту, а «военные трофеи» следовало скрывать. И как большинство чиновников тех времен, Андрей сколотил настоящее состояние а-ля Корейко.
Настоящее богатство. Богатство, которым он наконец-то воспользуется. Сотни тысяч рублей спокойно покоились в огороде родной деревни. Надо только благополучно преодолеть эти пять тысяч километров, которые отделяют его от счастья. Что может с ним случиться ужаснее, чем то, что он уже пережил?
— Андрей!!! Андрей!!!
Когда стемнело, они с Кондаковым стали искать место для ночлега. В Момско-Черской области, по словам Егора, было полно пещер. Для пущей эффективности поиска они разделились, огибая скалистый массив, один — с запада, другой — с востока.
Андрей искал не очень тщательно, время от времени раздвигая кустики чабреца, цепляющиеся за голубоватые скалы Томмоцкого массива. Его мысли были заняты будущими пиршествами, которые сулит ему свобода.
— Андрей! Б…дь! Сюда, скорее! Двигай своей жирной …опой, канцелярская крыса!
«Может быть, у крысы и жирная …опа, но ее ждет офигительный клад, нечастное чмо!»— подумал Андрей. Он не будет тащить Кондакова до самой Костромы и найдет способ избавиться от него, только бы тот вывел его из сибирской тайги живым и здоровым.
Кондаков стоял напротив небольшого отверстия в скале. Первоначально, вход в пещеру был завален каменной глыбой, которая скатилась к подножию склона, оставив за собой широкую борозду. К тому же с этой стороны пригорка на земле были явно видны следы крупного зверя.
— Медведь, наверное, — заключил Кондаков в ответ на немой вопрос Андрея.
— Наверное, — повторил он, словно пытался сам себя убедить.
— Кто бы это ни был, да благословит Господь ту бл…скую тварь, которая нам открыла это место для ночлега.
Желудок Андрея кричал «Я голоден!». Андрей посмотрел на своего напарника по побегу, на карачках пробирающегося в грот. И он еще обозвал его «жирной …опой»? Андрей последовал за ним.
Пещера была довольно большая, но передвигаться в ней можно было, лишь согнувшись в три погибели. Дневной свет проникал в проем, перечеркивая темноту золотистыми полосками. Андрей чуть было не поскользнулся, земля резко ушла у него из-под ног. Пришлось спуститься на несколько метров ниже, не без помощи рук, чтобы стать на твердую землю. Здесь, по крайней мере, можно было выпрямиться во весь рост.
— Воняет.
Зловоние заполняло пространство. Этот запах был знаком беглецам слишком хорошо. Андрея стошнило. Без крошки во рту вот уже второй день, ему казалось, что его рвет собственными кишками. Кондаков дышал как буйвол, будто отхаркивая смрад, указал на две яркие точки, сверкавшие в темноте. В нескольких метрах от них лежало человеческое тело. Судя по степени разложения, труп здесь находился не больше десяти дней. Девушка в некогда белой рубашке с красным галстуком и темно-синей юбке, запачканной грязью. «Пионерская форма», — узнал Андрей. Как и все школьники Советского Союза он ежегодно проводил летом целый месяц в лагере массовой пропаганды, замаскированном под детский лагерь отдыха… Приблизившись к трупу, он вытащил из глазниц два необработанных алмаза. Камни были на три четверти покрыты породой. Кондаков вырвал их из рук Андрея. Его глаза в темноте блестели от вожделения и алчности, отражая блеск драгоценных камней.
— П…дец! Алмазы!!! Алмазы!!! Я богат! Богат!
— Мы богаты, — уточнил Андрей, поняв, что между ними началась война.
Кондаков обернулся, бросив на него взгляд гиены, и оскалился.
— Конечно, Андрей, будем, когда выберемся отсюда. Когда выберемся.
— Мы не можем здесь оставаться… Этот жуткий запах… Жуткий…
— Какой запах? — цинично переспросил уголовник.
День окончательно угасал, и скалистый свод приобрел красноватый вечерний оттенок. Через несколько минут холодная сибирская ночь сомкнется над ними, как могила. Это было последнее, о чем успел подумать Андрей, прежде чем кулак Кондакова врезался прямо ему в висок.
Восемнадцать лет спустя,
Луи
Луи Валуа было не по себе. Он чувствовал, что в организации этого дня рождения что-то не так. Он и
