нищий студент. — Тут бы на кусок хлеба хватило бы. Мать с сестренкой с утра до ночи работают, а я на лошадях буду красоваться. Знаешь сколько стоит часик покататься?
Даже в те времена, когда был жив отец и в доме водились кое-какие деньги, верховых лошадей мы не держали. Отец считал, что это дорогостоящее развлечение для богатых бездельников и князю не пристало тратить время на подобное убивание времени, благо служить в кавалерии, как когда-то, теперь надобности не было. А раз так, то и нечего заниматься безделицей. С другой стороны, у него с матерью частенько возникали споры на тему моего воспитания. Отец например, не препятствовал моему общению со сверстниками, детьми простолюдинов, не запрещал ходить к ним в гости и спокойно воспринимал мои отказы от обеда, поскольку меня уже накормили у друзей. Впрочем, не запрещал он также и мне приглашать в гости и кормить друзей. Не в обеденном зале, конечно, на кухне, но там было даже интереснее. Особенно под рассказы нашего повара, как и из чего приготовлено то, что мы уминали за обе щеки в данный момент. А рассказчиком наш повар был замечательным. Мне даже хотелось одно время пойти по его стопам.
Но это все детали. Мать высказывала опасения, что мои товарищи по играм научат меня плохому, а дурно воспитанный княжич — позор для семьи, на что отец обычно мягко возражал: дескать, если мы не способны воспитать сына, научить его отличать плохое от хорошего, то медяк нам цена как родителям, а сыну придется в свое время встретить самых разных людей и будущему князю, наверняка, будет очень полезно знать, чем живут и чем дышат его будущие подданные.
— Милая, ты пытаешься оградить ребенка от возможных бед путем запретов. Но это неверно. Не надо запрещать ему трогать нож, боясь, что дитя порежется. Наоборот, если он к нему тянется, дать ему опасный предмет в руки и научить пользоваться, тогда риск порезаться будет сведен к минимуму, как и притягательность запретного.
Разумеется, правилам хорошего тона меня учили так же серьезно, как и математике. Экзамены были нешуточные и фактически ежедневные. А что лучше помогает усвоить предмет — только личный пример окружающих. В результате, находясь в приличном обществе мне и в голову не придет остаться сидеть, когда в комнату входит дама, и, точно также, вставать, когда компанию мне составляют простолюдины — там просто не поймут такого поведения.
Таким образом, благодаря отцовскому воспитанию и учебе в актерской школе, я чувствовал себя непринужденно и естественно в любой компании. Мало того — и это особо отмечали в актерской школе — любая компания очень быстро начинала принимать меня за своего. Мне кажется и с маркизом Стоврусом мы быстро сошлись именно потому, что ему не хватало непринужденности и доверительности в общении — его однокурсники, в основном, были ниже его по социальному положению и никогда об этом не забывали.
Любовара, добрая душа, почувствовала мою печаль, вызванную воспоминаниями и поспешила переменить тему:
— Ой, прости! Я не хотела. А как ты оказался в моем доме?
Скользкий вопрос. Отвечать как есть, мне, разумеется, не хотелось. То, что девушка нравится, совсем не значит, будто перед ней надо вывернуться наизнанку. Вот так сразу. Да я и сам не очень все понимал. Почему вообще согласился пойти на это дело — операцией назвать этот разбой язык не поворачивается — почему не послал Козельса подальше, почему не сбежал по дороге? Хотя последнее вряд ли мне удалось бы. Как бы то ни было, но стоит мне рассказать девушке все, как тут же ценность моего оружия против ДОК упадет до абсолютного нуля. Может его ценность и так не велика — вдруг для тех, кто принимает решения у варваров, этот эпизод не имеет значения — однако, пусть иллюзию, но защиты, иметь хочется.
— Я не могу ответить тебе, — помялся я в безуспешных попытках придумать что-нибудь логичное. — Дело в том, что я неплохо разбираюсь в артефактах, поэтому меня… э-э-э… вынудили. Да. Вынудили пойти и… и вот… А когда я увидел что они собираются с тобой сделать, не выдержал и использовал один артефакт.
— Я понимаю. Наверное, они тебе угрожали. Обещали расправиться с семьей. Такие люди готовы на все. Нет-нет. Ничего не говори, если тебе неприятно. Мне достаточно что ты меня спас от страшной участи. Прости. Я тебя даже не поблагодарила…
— Да-а-а… махнул я рукой. — Пустое. Я ведь отчасти тоже виноват в том, что они так легко проникли в твой дом…
Чем-то Любовара была похожа на Лю. Хм. Оба имени на 'лю' начинаются. Интересно получается. Так вот, о чем я? А. Обе за меня уже придумали оправдания и верят в них больше, чем если бы я сам их поведал.
— А как мы все-таки сюда попали? Я спала и не помню, — вдруг боярышня встрепенулась. — Ой! А как долго я спала?
— Всего несколько часов, — поспешил я успокоить запаниковавшую девушку. — Никаких летаргических снов. Я тебя перенес сюда на руках.
— Но ка-а-а-а-к?! Это невозможно!
— Ну почему же? Мы ведь здесь. А я тебе говорил, что неплохо разбираюсь в артефактах.
— Так это, значит, был неизвестный амулет древних!
Меня немного задело такое неверие как в современную науку, так и в лично мои способности, но разубеждать свою собеседницу я не стал. Философски рассуждая, мой амулет фактически скопирован с конструкции Иохима. А тот дедушка был отнюдь не современник, но даже в его время порталы храмов, благодаря которым мы здесь оказались, не были новейшими достижениями науки.
— Может мы пойдем уже. По дороге и поговорим. Только вот… я не знаю куда идти. Понимаешь, в настоящем лесу я никогда не был и как-то… вот.
— Ты не умеешь ориентироваться в лесу? — рассмеялась девушка. — Но это же так просто! Я с самого детства с деревенскими девчонками в лес ходила. По грибы, да по ягоды. Говоришь, на юге дорога? Тогда нам туда, — махнула рукой девушка.
Мы с ней общались на 'ты' легко и непринужденно. Любовара не строила из себя спесивую барыню, а я, как уже говорил, мог легко общаться с разными слоями населения и был только рад доверительному общению с девушкой. Не хватало еще заморачиваться с протокольными расшаркиваниями: 'Ах, ньора, не изволите ли поднять свою аппетитную попку с этого грязного муравейника, недостойного подобной чести!'. Хотя у них в Градорике вроде принято обращение 'сударыня'. Точно. Сударыня.
Несколько часов мы добирались до тракта, сделав один привал рядом с родничком. Поели, поболтали, сходили 'девочки — налево, мальчики — направо' и продолжили путь. На тракте за пару медяков устроились рядышком на попутной телеге и снова говорили-говорили- говорили… Любовара была удивительно образована для этой страны. Ее интересы не замыкались на тряпках, вышивках, кавалерах, балах и интригах. Хотя дамские романы она любила почитать и не скрывала этого. В разговорах мы касались вопросов экономики, финансов, управления государством и предприятиями. Я был, честно признаюсь, восхищен знаниями девушки и глубиной понимания, поскольку сам на ее фоне выглядел несколько бледно. Зато в точных науках и особенно магическом конструировании, я перед ней несколько реабилитировался.
Так мы и добирались почти неделю до столицы и стали друг для друга довольно близки. Нет. Никаких постельных забав не было. До этого не дошло, но мне казалось, еще чуть-чуть и девушка сама придет ко мне. Я уже не был тем стеснительным выпускником, как огня
