В кабинет без стука вошла принцесса.
— На вас нет лица, маршал. Ваши переживания о сбежавших эльмадцах напрасны: во-первых, вас покинули самые нестойкие, которых в любом обществе около двух третей. Но зато верная треть осталась с вами… Во-вторых, в армии Амдиэля служат сыны Лидмаха, и вы очень правильно сделали, информировав войска о переменах в жизни моей империи, а также о переменах в нашем с вами статусе. Теперь у ребят есть возможность воевать не только за идеалы Амдиэля, ставшего им второй родиной, но и за своего императора — то есть за вас.
— И за императрицу! Полагаю, — улыбнулся маршал, — куда большее удовольствие им доставляет мысль о том, что воюют за вас, их принцессу… Прошу прощения, конечно же, императрицу!
Маршал приветливо поцеловал жену и усадил ее в кресло.
— Ваши визиты в действующие войска, императрица, воодушевляют не только воинов — выходцев с Лидмаха, но и коренных амдиэльцев. Сейчас, когда враг стал слабеть, и потому проявляет дьявольскую изобретательность и отчаянное упрямство, поддержание высокого боевого духа у солдат стало очень сложной и очень важной задачей.
— Возможно, маршал, я нарушаю субординацию, но скажите мне: велики ли потери?
— Точных цифр я вам называть не стану — это закрытая информация — но оценить урон, который несут наши войска, можно как большой.
— А у врага?
— По нашим сведениям, враг несет куда большие потери, но и сопротивляется все ожесточенней. С недавних пор они стали пользоваться трофейным оружием, а иногда даже и техникой. Не могу сказать, что управление самолетом или бронемашиной дается этим зверям легко, но иногда им удается обмануть бдительность наших солдат… И тогда мы замораживаем трупы для отправки на Амдиэль.
— А что говорят штабные аналитики?
— Единодушия нет… Одни утверждают, что критический порог уже преодолен, и сопротивление врага идет на спад. Другие экстраполируют свои функции в бесконечность, и обещают беспокойное будущее до тех пор, до которых на этой планете будет жить хоть одно местное существо. Истина, я полагаю, где-то посередине…
— Мне кажется, маршал, что середины у этой истины нет. Или — или. Если мы побеждаем здешнюю жизнь, то полностью и безоговорочно. То есть, проводим не выборочное, а системное уничтожение врага.
Если мы миндальничаем и витаем в облаках несбыточных надежд, то тогда каждый год мы будем заботиться лишь о том, чтобы статистический прирост насильственной смертности наших граждан на этой планете умещался в какие-то разумные проценты. А еще нам придется плодить и развивать все более и более специализированные подразделения для пресечения партизанской войны. Это на фоне постоянного обучения гражданского населения методам противодействия эндемичным формам жизни.
— Что ж, вполне обоснованные опасения…
— Это только часть сумрачной картины ближайшего будущего. Как вы говорили, в здешний океан попали представители миэльской расы?
— Да, моя принцесса.
— Насколько я помню, радикального способа борьбы с миэлянами так изобретено и не было? Быть может, положение дел изменилось, и теперь волноваться не за что?
— Не изменилось, императрица. У нас по-прежнему нет надежных средств уничтожения живых существ в море.
Женщина встала из кресла, обошла стол и оказалась у окна. Мирный зеленый лес весело и неслышно шумел вдали за периметром из колючей проволоки, за частой металлической сеткой, за изумрудным лугом.
— Я хочу, маршал, поинтересоваться вот чем. Если разогреть атмосферу этой планеты до состояния горячей плазмы на несколько суток, то как скоро восстановятся жизненные циклы растений, и животные, соответственно, получат пищу?
— У нас, моя радость, уже проведены точные расчеты нескольких вариантов термического воздействия на Землю. Разогрев поверхности планеты и ее атмосферы, по нашему мнению, весьма радикальное средство против всех форм земной жизни.
— Вот как? Вы очень прозорливы, мой маршал!
Она положила руки на плечи офицера, зажмурила глаза и прижалась к его груди. Потом отстранилась, серьезно взглянула в лицо мужа и произнесла:
— Тогда вы знаете, что выбрать нужно тот вариант, который предполагает гарантированную стерилизацию планеты, и одновременно с этим позволяет начать возрождение жизни на ней как можно скорее. А полумерами, любимый, тут уже не обойтись.
Она смолкла, постояла еще полминуты и тихо вышла из кабинета. Маршал вернулся на свое место, сел и обхватил голову руками. По всему выходило, что иного выхода нет. Им придется построить несколько колоний на четвертой от Солнца планете, а за третьей — просто следить. Наблюдая, как она остывает.
Реальная угроза
Ангелы собрали вокруг себя животных, с которыми делили остров. Для того, чтобы разговор был слышен и морским обитателям, они устроились на берегу.
Дима и Оля, обнявшись, сидели на мостике. Вокруг их ног сгрудились дельфины, против обыкновения молчаливые. Плюх высился черной громадой у кромки прибоя. Нюша, чтоб не замочить лап, лежала у него на спине. Безмолвный Ондатр уныло уставился на пустую ракушку, выброшенную волной и безвольно перекатываемую то набегающей, то отступающей водой. Стайка кроликов, свесивших уши, даже взглядом не искала, чего пожевать.
Не было Моргенштерна: коня выследили летчики, и маршал самолично уселся за турель пулемета, чтоб отомстить непокорному скакуну. Звено вертолетов превратило табун, вожаком которого был Моргенштерн, в кровавое месиво, размазанное по азиатской степи.
Не было Кроу. Захватчики научились бороться с птицами, растягивая над деревьями сети, сплетенные из тончайшей проволоки. Делалось это ночью, когда дневные птицы беспомощны. В одну из таких западней угодил и ворон. Сеть опутала дубовую рощу, и солдаты Амдиэля приколотили ее края к земле. Вскоре подъехали огнеметные танки…
Звериные армии таяли не по дням, а по часам. Распыляемые яды уничтожали насекомых. Выжигаемая растительность заставляла умирать от голода и зверей, и птиц. Но грызуны уже не собирались в несметные толпы, чтобы нападать на врага. Самая маленькая и беспомощная с виду мышка бесстрашно и беззвучно взбиралась по обмундированию солдата, чтоб найти (или прогрызть) дыру в одежде. И тогда коренастые амдиэльцы, сухощавые элямцы, аристократичные выходцы с Лидмаха начинали кататься по земле, оглашая округу воплями и пытаясь раздавить вредоносную мелочь. Часто вопли оканчивались фонтанами крови, изливающейся из перегрызенных артерий… Если мыши удавалось прогрызть кожу и углубиться в мягкие ткани — а происходило это за секунды — то обезумевшие от боли люди стреляли в себя, надеясь погубить грызуна пулей. Госпитали не справлялись с развороченными животами, а командиры ломали головы над комплектацией подразделений:
