Необходимо постоянно иметь в виду, что все производство организовано по последнему слову техники и что все принимают участие в труде, так что при благоприятных обстоятельствах трехчасовой рабочий день окажется слишком длинным. Оуэн, являвшийся крупным фабрикантом (поэтому он может рассматриваться как специалист), считал в первую четверть XIX столетия двухчасовой рабочий день достаточным.
«И так как количества труда, заключающиеся в продуктах, в данном случае непосредственно и абсолютно известны, то обществу не может прийти в голову выражать их еще сверх того посредством относительной, шаткой и недостаточной меры, хотя и бывшей раньше неизбежной за неимением лучшего средства, — т. е. выражать их в третьем продукте, а не в их естественной, адекватной, абсолютной мере, какой является время… Оно должно будет сообразовать свой производственный план со средствами производства, к которым в особенности принадлежат также и рабочие силы. Полезные действия различных предметов потребления, сопоставленные друг с другом и с необходимыми для их изготовления количествами труда, определяют окончательно этот план. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной «стоимости»» (Фридрих Энгельс, Анти-Дюринг, 1957, стр. 293–294).
Господин Евгений Рихтер в своем «Irrlehren» так поражен упразднением денег в социалистическом обществе (не об упразднении идет речь, а об уничтожении товарного характера продуктов труда, после чего деньги являются излишними), что этому вопросу он посвящает особую главу. Ему особенно непонятно, что совершенно безразлично, являются ли удостоверением о потраченном рабочем времени печатный клочок бумаги, золото или жесть. Он пишет: «Но вместе с золотом в социал- демократическое государство может проникнуть дьявол современного мирового порядка (господин Рихтер упорно не хочет признавать, что в конце концов существует только социалистическое общество, а не социал-демократическое «государство». Если бы он это признал, то тогда значительная часть его полемики потеряла бы почву), потому что золото имеет самостоятельную ценность, может легко сохраняться и обладание золотом создает возможность накоплять ценности, откупаться от трудовых обязанностей и даже ссужать под проценты».
Надо считать своих читателей круглыми дураками, чтобы преподносить им жесть вместо нашего золота. Господин Рихтер, который не может отделаться от капиталистических понятий, не может понять, что там, где нет капитала и товара, не может быть и «денег», а там где нет «капитала» и «денег», не может быть и процентов. Господин Рихтер так запутался в капиталистических понятиях, что не может представить себе мира без «капитала».
Мы очень хотели бы знать, каким образом член социалистического общества сможет «накопить» свои золотые удостоверения о работе и даже ссужать их другим, выколачивая при этом «проценты», предлагать к продаже то, чем владеют и все другие и чем он живет.
«Все нормально организованные личности рождаются обыкновенно с одинаковым рассудком, но воспитание, законы и обстоятельства создают между ними различие. Правильно понятый личный интерес совпадает с общим или общественным интересом» (Гельвеции, О человеке и его воспитании). По отношению к весьма значительному большинству людей Гельвеции прав, что не исключает, однако, существования различных дарований у отдельных лиц в различных профессиях.
«Если бы необходимо было выбирать между коммунизмом со всеми его шансами и современным положением общества со всеми его страданиями и несправедливостями; если бы институт частной собственности имел своим необходимым следствием, что продукт труда распределяется так, как это мы видим теперь — то есть в почти обратном отношении к труду, что наибольшие доли выпадают тем, которые вообще никогда не работали, а потом тем, труд которых почти только номинален, и так далее по нисходящей прогрессии, так что вознаграждение все более понижается, по мере того как работа становится тяжелее и неприятнее, а самый утомительный и изнуряющий труд не всегда может с уверенностью рассчитывать даже на удовлетворение самых необходимых жизненных потребностей, — если бы, говорим мы, предстояло выбрать это положение или коммунизм, то все возражения против коммунизма, существенные и второстепенные, почти ничего не значили бы на чаше весов» (Джон Стюарт Милль, Политическая экономия). Милль приложил немало искренних усилий, чтобы «реформировать» и «образумить» буржуазный мир. Разумеется, напрасно. Тогда он, как и всякий вдумчивый человек, познакомившийся с положением вещей, стал в конце концов социалистом. Он, однако, не осмелился сознаться в этом еще при жизни, а распорядился, чтобы после его смерти была опубликована его автобиография, содержащая его социалистическое мировоззрение! С ним случилось то же самое, что и с Дарвином, который не хотел, чтобы при жизни его считали атеистом. К такой комедии буржуазное общество принуждает тысячи людей. Буржуазия прикидывается лояльной, религиозной, признающей авторитеты, ибо на признании этих «добродетелей» со стороны массы покоится ее господство, внутренне же она смеется над ними.
«Ученость служит часто в такой же степени невежеству, как и прогрессу» (Бокль, История английской цивилизации).
Даже отцы церкви, епископы и папы, в прежние века, когда преобладала общинная собственность, но вместе с тем и грабеж ее принимал все более широкие размеры,
