пей, — сказал он ей, не спуская взора с собравшихся мужчин. — Мне ведь известно, до чего ты его любишь. Один бог знает, как мне не хотелось вставать между тобой и твоей… усладой.
По-прежнему смущаясь его словами или, точнее, его недоговоренностью, Кирби схватила бокал. Близость Джеймса пробуждала в ней инстинкты, которые никогда не овладевали мисс Коннот в общественном месте.
Поэтому она стиснула бокал пальцами обеих рук и поднесла его к губам. Девушка пила и ощущала, как по ее телу ползут мужские пальцы — прямо к ее заду. Проглотив прохладную прозрачную жидкость, она захлебнулась. Или, точнее, закашлялась. Громко. — Прости, — извиняющимся тоном промолвил Джеймс, заметив, что ей не по себе. Он похлопал ее по спине. — Мне следовало предупредить тебя: это не то, что ты пьешь обычно. Знаю, тебе нравится чистая текила, но в баре была какая-то гадость, потому я и попросил налить джин. Двойной, — небрежно уточнил мистер Неш, — ты же пьешь как сапожник.
Кирби захотелось спросить, что за чушь он несет, но тут огонь, сперва обжегший горло, разлился по пищеводу, пробежал мимо сердца и взметнулся неистовым пламенем в желудке. Джеймс вновь похлопал ее по спине, на сей раз понастойчивей, и опять заставил девушку поднести бокал к губам.
— Выпей еще, — сказал он ей. — Если тебе не нравится, я пошлю бармена за бутылкой хорошей текилы и солонкой. В конце концов, ты же так привыкла пить, верно?
— Я… — Очередной приступ кашля помешал Кирби возразить ему. Поэтому Джеймс с молчаливым поощрением снова поднес джин к ее рту. Меньше всего ей хотелось глотать это средство для очистки канализации, потому она непреклонно затрясла головой, отказываясь от угощения.
Мистер Неш недовольно вздохнул:
— Ладно, ладно. Мне известно, какой злонравной, развратной кошечкой ты становишься, когда выходит не по-твоему. — Притянув девушку к себе и склонив голову к ее шее, Джеймс взасос поцеловал ее в ключицу. Прежде чем Кирби успела хоть слово сказать, он отстранился и с восторгом прибавил: — И хотя я не в силах даже приблизительно описать, сколь эта твоя особенность влечет меня к тебе, когда мы остаемся одни, нам, верно, не стоит посвящать в наши делишки ничего не подозревающую публику? Ребята, — произнес он, обращаясь к остолбеневшей троице, — вы не будете тянуть к ней руки в мое отсутствие, а?
Даже сквозь жгучие слезы, выступившие на глазах, Кирби разглядела, что все трое махнули одновременно и завороженно головами. «Верно, — подумала она, — будет здорово, когда я останусь с Джеймсом наедине и голыми руками разорву его на части. Злонравная, развратная кошечка? Он еще не знает меня. Пока».
К сожалению, ей сейчас нельзя вцепиться ему в горло. У нее-то особо нет выбора: придется подыграть, какой бы причудливый замысел ни зародился в его мозгу. Ведь своего у нее нет. Сейчас все взоры в комнате прикованы к ней. За ней наблюдают, ждут, как она воспримет слова мистера Джеймса о его собственности.
«Сохраняй благоразумие», — велела себе мисс Коннот. Меньше всего ей хотелось закатывать тут сцену.
В конце концов, ее репутация висит на волоске.
Вечер у миссис Барклай окончился для Кирби безрезультатно, как и соревнования в беге, состоявшиеся на другой день. Да и пару дней спустя, когда перетягивали канат, ей никого не удалось приворожить.
«Все тщетно», — думала Кирби, стоя перед зеркалом в школьном женском туалете и снова удивляясь выбранному Джеймсом наряду. На каждое мероприятие она наряжалась, точно призовая свинья на ярмарке. Джеймс Неш всегда с гордостью сопровождал ее и никому не уступал этой чести.
Однако его поведение — вот что удручало больше всего. Или, говоря точнее, его безобразное поведение. Где бы они ни появлялись, он всем давал понять, что их с Кирби связывает не только дело, но и кое-что иное, отчего у людей появляются дети…
Джеймс взял за правило всегда быть рядом с ней, и в довершение всего его рука постоянно по-хозяйски лежала на ее талии. Или обвивала ее шейку. Или он брал ее под руку. Или сжимал ладонью ей плечо. Или гладил ее задик.
Девушка зажмурила глаза, вспомнив все те прикосновения, что позволил себе мистер Неш в последнюю неделю. И хоть она и говорила себе, что ей противно быть собственностью развратного повесы и извращенца, но в глубине души, следует признать, Кирби наслаждалась своим положением.
Было забавно предстать ради разнообразия в образе скверной девчонки, пускай это и розыгрыш. Ей понравилось видеть вздернутые брови пуритан Эндикотта. Ей пришлось по вкусу, что мужчины, вроде Тедди, Марка и Генри, при виде ее облизываются, как кот на сметану. Ей было приятно осознавать, что она давала пищу сплетням и слухам. Десяток добрых дел не породил бы столько пересудов. Как хорошо — ради перемены декораций — совлечь с себя покров невинности и чистоты и нарядиться в короткое платье сладострастия. Пускай и ненадолго. Пусть и забавы ради.
К сожалению, все хорошее имеет конец. Ведь сколько ни получай удовольствия, притворяясь глубоко падшей женщиной, Кирби понимала это всего лишь лицедейство. Она по-прежнему была девственницей. При непристойном предложении девушка все так же пунцовела. Мисс Коннот, как и прежде, смущалась своим откровенным нарядом. На самом деле она не стала той коварной соблазнительницей, за которую ее с некоторых пор принимали граждане Эндикотта. И, естественно, не была ни предметом неудержимого полового инстинкта Джеймса Неша, ни сосудом для его бьющей через край половой энергии.
А ей весьма хотелось, чтобы дело обстояло именно так.
«Однако впереди еще одна неделя притворства, — напомнила она себе. — Пройдет семь дней, фестиваль кончится, и Джеймс куда-нибудь отправится — в более экзотическое место, нежели городок Эндикотт в штате Индиана. Еще одну неделю мне придется разыгрывать роль совращенной женщины, чья непорочность навсегда запятнана подлым распутником, растлившим ее. Еще неделю я буду тешиться надеждой, что, быть может, он влюбится в меня».
Всего семь дней. Кажется, мгновение и одновременно целая вечность.
А сегодняшний вечер будет решающим. Вечером состоится традиционный бал в средней школе. Кирби и мистер Неш согласились наблюдать там за порядком.
Взглянув опять на себя в зеркало, Кирби подумала, разумно ли с ее стороны появляться в подобном наряде в гимнастическом зале, где полно молоденьких девушек.
Нарядное черное платье на бретельках было чуть коротковато. Глубокий вырез спереди открывал больше, чем следовало, а о вырезе на спине нет и речи. Край платья едва доходил до ее… ну, неважно. Она уже представляла, как будет разрываться в церкви телефон от звонков, когда родители детей, посещающих воскресную школу, узнают, что Библию преподает сама Иезавель и что детишек лучше держать дома. Прогнав эту мысль прочь, Кирби стремительно причесала волосы, мазнула помадой губы и пошла к двери.
Снаружи, небрежно опершись о стену, ее поджидал Джеймс. На нем были черные брюки, рубашка — другая, на сей раз изумрудного цвета, волосы убраны назад и перехвачены на затылке. Он походил на фотомодель с большими гонорарами. Как он красив, сексуален, умудрен жизнью! Одно до сих пор неясно: почему, когда в Эндикотте столько доступных женщин, а в ней нет ничего от желанной женщины, Джеймс без устали обхаживает именно ее? Боб! Название кометы тут же пришло ей на ум. Вот единственно разумное объяснение
