Затем в их жизнь вошла Эстер Пул — овдовевшая сестра сослуживца отца, и отец снова почувствовал радость жизни. Переезд в Танбридж-Уэллз не огорчил Джениву, поскольку у нее не было глубоких привязанностей в Портсмуте.
Теперь, спустя несколько месяцев, она воспользовалась случаем сбежать из дома, но мысль о возвращении пугала ее, и не только потому, что атмосфера нового дома казалась ей гнетущей, а потому, что она боялась наделать глупостей. Громкая ссора с Эстер разобьет сердце отца, которому ее тайные страдания и так уже нанесли незаслуженную рану.
После неприятной сцены с вертепом отец, помогая ей убрать его, пытался превратить все в шутку, а когда они закрыли ящик, сказал:
— Мы всегда загадывали желание на Рождество, не так ли?
В прошлом. В прошлом.
Она поправила его — ведь они делали это в канун Рождества, но он не обратил на ее слова внимания.
— Вот тебе мое пожелание, Дженни, милочка: хорошего мужа и дитя на руках к следующему Рождеству. Тогда у тебя будет собственный дом, в котором ты и поставишь вертеп, и ребенок, вместе с которым ты будешь устанавливать его.
Дженива улыбнулась, чтобы скрыть боль, ибо он желал этого для себя, а не только для нее. Он любил её и желал ей всего самого лучшего, но еще больше он хотел покоя в своем новом гнезде. Эта поездка была ее побегом, но спустя всего лишь три дня, проведенных в карете с дамами Трейс, она уже жаждала уединения.
Оглядевшись, Дженива поспешила дальше. Неужели ей невозможно угодить? Неужели она из числа тех людей, которые никогда ничем не довольны, где бы они ни находились? Конечно, нет. Слава Богу, она часто бывала очень счастлива и умела это ценить. Просто события этого дня расстроили ее, но они и святого вывели бы из себя.
Что ей нужно теперь, так это хорошо выспаться. Если повезет, то Талия уже легла, и тогда…
Дженива повернула назад и тут обнаружила, что не имеет ни малейшего представления о том, где находится. Куда ей теперь идти? И как это все же глупо — оказаться одним из первых потерявшихся гостей…
Выбрав направление, Дженива попыталась провести прямую линию через беспорядочную сеть коридоров, затем повернула за угол и увидела свет, холодный и бледный, вероятно, это был лунный свет, падавший из окна. Она направилась к нему, уверенная, что, выглянув в окно, сможет определить, где находится, как когда-то определяла дорогу по звездам.
Однако свет шел не из окна, а из арки, ведущей в длинную комнату с высокими окнами во всю стену. Войдя и оглядевшись, Дженива нисколько не удивилась, увидев ряды картин. Картинная галерея Маллоренов! Лунный свет делал лица предков семьи призрачно-серыми, и Джениве казалось, что любой из них мог бы сейчас выйти из рамы и погнаться за ней.
К счастью, прямо перед ней оказался портрет человека, который был жив и здоров, — здравствующего маркиза, он стоял в придворном платье, надменный и суровый, — молодой, но величественный вельможа. Его, по-видимому, не оскорбило ее самовольное появление, но пронзительный взгляд, направленный на нее, заставил ее вздрогнуть.
Она отвела глаза… и увидела еще одного маркиза. Лорд Эшарт в небрежной позе сидел на подоконнике, вытянув перед собой длинные ноги и держа руки в карманах. Он изучающим взглядом холодно смотрел на нее — совсем как его кузен.
— Не деву ли я вижу пред собою? — насмешливо произнес он, искажая фразу из Шекспира. — Иди, позволь мне сжать тебя в объятиях!
Дженива заколебалась из-за охватившего ее жара и в еще большей степени от страха. Она не была готова к этой встрече, но гордость не позволила ей повернуться и убежать, и она ответила словами из «Макбета»:
— Возможно, но я дева, не лишенная ума, милорд.
— Самая дурная порода. — Он недовольно хмыкнул. — Что вы здесь делаете, мисс Смит?
— Если маркизам позволено гулять по ночам, почему мы, простые смертные, не можем делать то же самое?
— И вы тоже спасаетесь от Маллоренов, не так ли? Тогда бегите из этой комнаты — их здесь слишком много.
— По правде говоря, милорд, я спасаюсь от Трейсов.
— Все равно вам не повезло. Вы нашли меня. А еще… — он небрежно махнул рукой, — мою пресловутую тетку.
Дженива не устояла перед соблазном и подошла к нему поближе, чтобы рассмотреть картину, висевшую на противоположной стене. Когда она взглянула на нее, дрожь пробежала по ее спине, призрачные черты лица на портрете как будто расплывались, исчезали… Дженива не сразу догадалась, что это лишь набросок к портрету, который так и не был окончен. На портрете ясно угадывались голова и плечи девушки в костюме гречанки, с лирой в обнаженных руках; темные волосы обрамляли смеющееся лицо.
— Она не выглядит безумной, — тихо заметила Дженива.
— Безумие само безумно, оно может приходить и уходить…
— И вы действительно думаете, что муж довел ее до безумия?
Маркиз указал на портрет рядом с наброском:
— Вот он. Посмотрите сами.
Дженива долго вглядывалась в парадный портрет мужчины в пудреном парике с кротким выражением лица. По другую сторону висел другой портрет, изображавший леди, которая выглядела не только красивой, но и очень милой. Ее отличали доброта и благородство, так что при сравнении ней леди Августа казалась своенравной красавицей.
— Портреты могут лгать, — сказала Дженива.
— Да, но обычно они скрывают толщину и бородавки, а не душу.
— Я видела ваш портрет, тот, что у леди Трейс.
— А, тот. Помню, позирование меня до смерти раздражало, но это обычное состояние любого мужчины, не так ли? Непостоянство, беспокойство, скука… Не хотите ли что-нибудь прибавить?
Дженива повернулась и в упор посмотрела на него.
— Вы пьяны, милорд?
Неужели она права? Впрочем, тяжелые веки могли придавать ему обманчиво сонный вид.
— Разве не говорят: «Пьян, как лорд»? Ясно, что мой долг быть пьяным, раз положение обязывает. Могу я предложить и вам?
Дженива шумно вздохнула, чтобы скрыть дрожь. Не лучше ли ей уйти, пока не пострадала ее гордость?
Она уже хотела повернуться, как вдруг он сказал:
— Подойдите, мисс Смит, посидите со мной. Я обещаю, что ничем не оскорблю вас. Рано или поздно нам все равно придется решить, каким образом разорвать нашу помолвку.
Если растягивать силу воли до бесконечности, она может лопнуть, подумала Дженива и села, оставив между ним и собой место, достаточное для одной или двух воображаемых дуэний. Лунный свет падал на его сильное тело, и у нее перехватывало дыхание.
— И что вы предлагаете, милорд? Кажется, нам нетрудно найти повод для ссоры…
— Это правда. Мирно сосуществовать было бы труднее, но, возможно, нам следует попытаться поизображать влюбленных день или два, чтобы в нашу помолвку поверили.
У Дженивы от предвкушения и страха пробежали по коже мурашки.
— Послушайте, вы же не тупица. Если Тесс Броуксби распустит язык, то гости, которые
