всячески угождает женщине, ухаживает за ней, говорит ей комплименты.
– Комплименты – приятные слова, – снова проявила эрудицию Лейла, – Я читала об этом у Жан-Жака Руссо в его романе «Новая Элоиза».
– Как? – удивилась Анастасия. – Вы знаете это произведение?
– Переводили в медресе, – объяснила третья жена хана. Очень трудно. Но я прочитала все до конца.
– Ну и кому вы симпатизируете?
– Юлии. Хотя ей не надо было соглашаться на новую встречу с Сен-Пре. Место женщины – в семье. Она должна слушаться мужа…
Этот разговор мог продолжаться долго. Они легко переходили от одной темы к другой и, казалось, понимали друг друга с полуслова. Лейла была оживлена, весела и говорила по-французски с видимым удовольствием. Госпожа Аржанова тоже увлеклась беседой. Они совсем забыли о времени. Улыбаясь, Шахин-Гирей напомнил им об этом. Он обещал, что они скоро увидятся снова…
Тяжелые створки ворот с лязгом распахнулись. Дворцовая стража, одетая в одинаковые темно-синие кафтаны и шлемы с флажками на яловцах, отсалютовала копьями. Стуча колесами по камням моста через реку Чурук-Су, экипаж Анастасии выехал на улицу. Кирасиры заняли свои места: сержант Чернозуб с двумя всадниками впереди, остальные позади, за экипажем. Кучер Кузьма щелкнул кнутом, и кавалькада понеслась вперед.
Князь Мещерский сидел рядом с Анастасией. Он ждал от нее отчета о третьей аудиенции, которая так неимоверно затянулась. Но она упорно хранила молчание и смотрела в окно, отдернув кружевную занавеску. Наконец он не выдержал:
– Что случилось?
– Ничего.
– Где вы были?
– В гареме.
– В гареме?! – не веря своим ушам, переспросил поручик. – Он познакомил вас со своими женами?
– С одной женой. С третьей. Ее зовут Лейла, она родилась и выросла в Турции, знает французский язык. Мы говорили…
– Невероятно! – Мещерский схватил ее руку и пылко поцеловал. – Вы действительно делаете успехи! Неужели турчанка пошла на контакт?
– Пошла. Сдается мне, особенно ей тут не с кем разговаривать.
– Хорошая мотивация… Знаете ли вы, скольких трудов и денег стоило нам подкупить полтора года назад здесь евнуха?
– Не знаю и знать не хочу! – резко ответила Анастасия.
Он с удивлением посмотрел на нее, не понимая причины ее недовольства. Ведь все отлично складывается. Заполучить осведомителя в гареме, причем не простого слугу, а ближайшего к хану человека, – такого они с Турчаниновым даже не планировали. Однако, обладая врожденным чувством такта, князь Мещерский решил пока оставить Анастасию в покое, тем более что главную новость она ему уже сказала.
Механически стянув одну лайковую перчатку, Анастасия теперь сжимала ее в руке и не отводила взгляда от окна. Они выехали на окраину города. За окном тянулись бесконечные восточные дувалы – высокие глухие заборы. Даже кроны деревьев, растущих во дворах, едва просматривались за ними. Белая крымская пыль покрывала кусты у дороги, стены и крыши приземистых одноэтажных домов. Ни единого звука не доносилось оттуда на улицу.
Это был чужой безмолвный мир. А сегодня среди каменных, ничего не выражающих лиц вдруг блеснули полные жизни глаза и она услышала голос человека, в котором звучало нечто близкое ей. Но что? Печаль? Одиночество? Ожидание чуда? Их диалог будет продолжен, она это знала. И злилась оттого, что секретная канцелярия Светлейшего князя Потемкина обязательно примет в нем участие.
Шахин-Гирей сдержал слово. Он не только позволил третьей жене увидеть госпожу Аржанову, но даже разрешил им обеим в сопровождении своих телохранителей-сайменов совершить маленькое путешествие по достопримечательным местам столицы. Для этого Лейла выбрала мавзолей, или по-тюркски «дюрбе» – Диляры Бикеч. Он был построен пятнадцать лет назад и потому сохранялся еще в своем первозданном виде.
Когда они подъехали к мавзолею, то Анастасия увидела довольно высокое восьмигранное строение с полусферическим удлиненным куполом, сложенным из кирпича. Торжественность и красоту мавзолею придавали рельефные архитектурные детали: тонкие пилястры на углах, ажурные арки и окна в два ряда. Вход находился с западной стороны. Над ним имелась плита с надписью арабской вязью. Лейла сказала, что это – призыв о прочтении одной из сур Корана за упокой души похороненной здесь правоверной мусульманки Диляры Бикеч, что в переводе означает «прекрасная княжна».
Они вошли вовнутрь. Стены мавзолея были оштукатурены и расписаны растительным орнаментом. Но теперь штукатурка кое-где обвалилась, краски орнамента поблекли. Зато в свете, льющемся из окон, отчетливо выступало главное его украшение – совершенно необычный фонтан. В изумлении Анастасия остановилась перед ним. Лейла с гордостью объяснила ей, что это – «Сельсебиль», или по-тюркски – «Райский источник».
Сделанный в стене, он не походил ни на один из семидесяти других фонтанов Бахчи-сарая. Вода в нем не лилась свободно, не журчала, а тихо капала из одной белой мраморной чаши в другую, медленно переполняя их и постепенно добираясь до маленького, тоже мраморного бассейна на полу. Над фонтаном находилась пространная надпись по-арабски. Лейла перевела ее так:
«Хвала Всевышнему! Лицо Бахчи-сарая опять улыбнулось, милость великого Крым-Гирея славно устроила. Неусыпными его стараниями вода напоила эту страну, а при помощи Аллаха он смог бы сделать еще больше. Он тонкостью ума нашел воду и устроил великолепный фонтан. Если кто захочет увидеть, пусть придет. Мы сами видели Дамаск и Багдад. О шейхи, пришедшему сюда, кто будет утолять жажду, пусть сам кран языком своим скажет хронограмму: “Приди, пей воду чистейшую, она приносит исцеление”».
– Значит, вода – целебная, – сказала Анастасия, любуясь резными мраморными украшениями.
– Существует легенда, – ответила Лейла. – Диляра Бикеч была любимой женой хана Крым-Гирея. Она умерла молодой. Хан очень горевал. Он вызвал архитектора Умера ибн аль-хадж Мустафу и сказал ему: «Сделай так, чтобы камень заплакал, как плачет мое сердце…»
Анастасия кое-что знала о хане Крым-Гирее. Он был организатором последнего набега крымцев на Россию. В 1769 году он собрал многотысячное войско из крымских и буджакских татар и внезапно вторгся в южные пределы России. Небольшие русские отряды пытались остановить нашествие, но Крым-Гирей разгромил их. Затем захватил, разграбил и сжег несколько городов, перебив там массу народу. По сведениям нашей разведки, хану удалось тогда угнать в рабство примерно восемнадцать тысяч русских. Он с выгодой продал их туркам на невольничьих рынках в Гёзлёве и Кафе.
Но, оказывается, у этого безжалостного разбойника было нежное сердце. Он мог любить женщину и страдать, потеряв любимую. Он не пожалел денег, добытых в бандитских набегах на соседнюю с его государством страну, для строительства роскошной усыпальницы. Обладая художественным вкусом, хан принял проект талантливого архитектора и осуществил его, и вот теперь потомки слагают легенды о его благородстве…
Анастасия усмехнулась. Парадоксы истории занимали ее. Она воспринимала их как проявления Божественного промысла, сходные с противоречиями обыденной, повседневной жизни.
– Вы не верите этой легенде? – спросила турчанка, пристально наблюдавшая за русской гостьей.
– Ваша Светлость, – вздохнула Анастасия, – когда-то я слышала совсем другую версию. В ней «Сельсебиль» назван «Фонтаном слез». Утверждается, будто бы он сделан в честь невольницы-христианки по имени Мария, вывезенной из Польши. Хан полюбил Марию. Но одна из его жен, Зарема, пронзила несчастную ножом, поддавшись чувству женской ревности.
– Дурацкая история! – заявила Лейла. – Христианку не могли похоронить в мусульманском царском мавзолее. Тем более – наложницу, рабыню.
– А у вашего господина Светлейшего хана Шахин-Гирея есть наложницы? – осторожно спросила
