– А шо? – Сержант гордо вскинул голову. – Ежели матушка-императрица мени виддасть приказ, то я пиду туда знову и дуже рад цьему буду…
День холодный, день пасмурный наступил в Санкт-Петербурге. Тучи легли низко, и через час метель закружила по прямым его проспектам, улицам, одетым в гранит набережным, закачалась над крышами дворцов, особняков и одноэтажных домов на окраинах.
Глафира настояла на том, чтобы барыня оделась потеплее. Пуховая шаль поверх шляпки, длинная шуба на заячьем меху, кроме перчаток, еще и большая муфта, а на ноги – валенки. Выходные туфельки с красными каблучками горничная уложила в суму и сказала, что сама переобует ее высокоблагородие в гардеробе Зимнего дворца. Анастасия согласилась. Пусть Глафира поедет с ней и тоже побывает в царском доме. Конечно, далеко ее не пустят, но и Камергерский подъезд, где принимали утренних визитеров, и нижний этаж там не менее красивы, чем парадные залы.
Хотя «уборная комната» выходила окнами на Неву, в ней сегодня было темновато. Жарко пылали дрова в камине, горели все шандалы со свечами. Государыня куталась в накидку, опушенную собольим мехом. Ее волосы прикрывал чепец с лентами и кружевами. Из-за этого Екатерина Алексеевна выглядела совсем по- домашнему. Потемкин был одет в светло-зеленый кафтан из толстого сукна, по зимнему времени наглухо застегнутый от горла до пояса на правый, отвернутый лацкан.
Аудиенция началась с официальной части. Государыня вслух прочитала свой рескрипт о подвиге подполковника Ширванского пехотного полка Андрея Александровича Аржанова, в коем кратко описывалась вся его служба и очень полно – само блистательное деяние на поле битвы при Козлуджи.
– Все правильно? – спросила она.
Анастасия кивнула. Царица обмакнула перо в чернильницу, и на этом большом листе плотной бумаги с водяными знаками появилась ее витиеватая подпись: «Екатерина».
Столь же торжественно она передала госпоже Аржановой лист с указом о назначении ей пенсии за мужа, за самодержицу Всероссийскую и Отечество свое жизнь в бою с неприятелем положившего.
– Несправедливость, допущенную по отношению к вам, теперь я устранила, – сказала она.
– От всего сердца благодарю, Ваше Величество! – Анастасия присела в глубоком реверансе.
– А знаете, госпожа Аржанова, – тем временем продолжала царица, – я ведь тоже люблю делать подарки. Это так приятно. Потому я не могу отказать себе в удовольствии и преподношу вам дар. Но только взять его в руки нельзя…
– Нельзя? – удивилась Анастасия и посмотрела на руки государыни, которые действительно были пустыми.
– Да, – загадочно улыбнулась Екатерина Алексеевна. – Чего нельзя, того нельзя. Поскольку это деревенька во сто душ крепостных мужского пола в вашей же Курской губернии, дабы далеко от Аржановки вам не ездить…
– Ах, Ваше Величество! – по-детски всплеснула руками Анастасия, позабыв о придворном этикете. – Вы слишком добры ко мне!
– Указ Правительствующего Сената о сем дарении присовокупляю к прочим вашим бумагам, дитя мое.
– Смогу ли когда-нибудь отплатить за таковые монаршие милости? – задала вопрос Анастасия, прижимая к груди пакет из коричневой бумаги с красными печатями.
Императрица посмотрела на нее лукаво и добродушно, точно невзначай спросила:
– А вы хотите отплатить?
Этот вопрос застал Анастасию врасплох. Последнюю фразу она произнесла скорее из вежливости, чем по здравому рассуждению. Но теперь, видя, как быстро Потемкин подошел к ней и встал за спиной, как пристально смотрит ей в глаза царица, она вдруг поняла, что аудиенция будет иметь продолжение, о котором она раньше не думала.
– Но смогу ли я, бедная вдова, простая русская дворянка, ни в каких делах не сведующая… – смиренно начала Анастасия.
– Однако в Крыму вы действовали вполне разумно, – остановила ее Екатерина Алексеевна.
– Я была не одна. Мне помогали… – Анастасия оглянулась на Светлейшего князя Потемкина.
– Все правильно, – кивнул он.
– Умнейший и добрейший Петр Иванович Турчанинов так же много занимался со мной, – продолжала Анастасия.
– Он советовал вам учить язык? – спросила царица.
– Нет. Тут я сама придумала. Третья жена хана Лейла иногда помогала мне. Очень труден он для европейца. Особенно – грамматика.
– В данном случае язык – первейшее и важнейшее дело… – Императрица выдержала длинную паузу. – А что, если я пошлю вас совершенствовать ваши знания в сей полуденный край снова? Правда, положивши при том приличное жалованье.
– Жалованье? – удивилась Анастасия.
– Шестьсот рублей в год.
– Генеральский оклад? – не поверила она своим ушам. – Но за что?
Легкая улыбка тронула губы Екатерины Алексеевны. Не ответив, она отошла к камину и протянула руки к огню. Потемкин встал перед Анастасией. Этот его взгляд был ей хорошо знаком. В постели так он смотрел на нее, если хотел возобновить свои ласки и просил ответить тем же.
– По-моему, Анастасия Петровна, – сказал Потемкин, – вы знаете, за что государыня собирается платить вам деньги. Ведь сумели же вы самостоятельно разобраться в особенностях этой службы…
– Какой службы, ваше высокопревосходительство?
– Сотрудников моей секретной канцелярии.
– Думаю, да.
– Так нужно ли тратить время на объяснения?
– Вы правы, не нужно.
– Отлично!
Потемкин шагнул к конторке, взял оттуда лист бумаги с каким-то печатным текстом и протянул Анастасии. Она вслух прочла слово, набранное сверху большими жирными буквами: «ПРИСЯГА», – далее продолжала читать не очень громко:
– Я обещаюсь всемогущим Богом служить Всепресветлейшей Нашей Царице Государыне верно и послушно, что в сих постановленных, а также впредь постановляемых, Воинских Артикулах, что оные в себе содержать будут, все исполнять исправно… [75]
Присяга была довольно пространной и, в основном, регламентировала поведение военнослужащих на поле боя: воевать храбро, противнику сопротивляться сильно, о государственной измене сообщать немедленно, командиров слушаться беспрекословно, казенное добро беречь, без разрешения из воинской части не уходить и вообще «во всем поступать, как честному, верному, послушному, храброму и неторопливому солдату надлежит…».
Анастасия замолчала и еще раз пробежала глазами весь текст, вдумываясь в каждое слово. Здесь не сообщалось ничего такого, что вызвало бы у нее непонимание или протест. За формулировками присяги вставала знакомая ей до мельчайших деталей армейская жизнь, служба в Ширванском пехотном полку Андрея Александровича Аржанова: ежедневные учения, «кампаменты», поход к Козлуджи, сражение с турками, трофеи и потери.
– Значит, я теперь – солдат? – спросила она, взглянув на царицу.
– Да. Только с генеральским жалованьем, – уточнила Екатерина Алексеевна.
– Что я должна сейчас сделать?
– Распишитесь.
Потемкин взял у нее лист с присягой, положил его на конторку, обмакнул гусиное перо в круглую чернильницу и показал ей пустое место под текстом. Нужно было поставить дату, свою подпись, потом расшифровать ее с полным именем, отчеством и фамилией, сообщить свое происхождение и возраст. Анастасия очень старательно, разборчивым почерком все написала.
Светлейший внимательно перечитал это, затем присыпал лист песком, стряхнул его обратно в коробку и спрятал документ в зеленую папку с надписью «FLORA», крепко завязав тесемки. Довольно быстро он
