опереться на вашу руку, сойдя с троллейбуса, она будет вам благодарнее, нежели когда вы утомляете ее признаниями в неземной любви, хрипя в телефонную трубку. Не надо проявлять ваших чувств полностью, достаточно намекнуть на них, остальное же ваша избранница дорисует в воображении. Помните наш застольный разговор с женой, ведь он недаром привел вас в недоумение. С одной стороны, мы оставались в рамках приличий, но, с другой стороны, вы ощущали себя допущенным в святая святых семейных отношений. О, Наташенька мастерица на этот счет… — Кирилл Евгеньевич на минуту задумался и продолжал наставлять Юру: — Ритуал, юноша, делает жизнь устойчивой. Я не буду углубляться в историю, хотя поверьте, здесь масса примеров. Давайте говорить о вас конкретно. Каким образом я бы внес в вашу жизнь элемент ритуала? Вы говорили, что обожаете слушать пластинки, так закрепите эту традицию! Вы любите пройтись от Покровских ворот до Большой Никитской, заглядывая в букинистические магазины, — пусть же и эта прогулка, станет традиционной! Традиция — это как бы изящная оправа для жемчужины удовольствия. Культивируя традицию, вы уходите от, хаоса единичных поступков. А ведь заметьте, любое страдание единично, неповторимо! «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему…» «Сырое и вареное» — назвал свою книгу один современный, ум, так варите, варите же, мой друг, не гнушайтесь кухни, зато вас ждет изысканное жаркое, а не куски непрожаренного мяса!
— Вы сверхчеловек, — польстил Юра, и Кирилл Евгеньевич, как бы попробовав на вес искренность его похвалы, заключил:
— Пожалуй… Во всяком случае, во мне есть задатки.
Третье высказывание мэтра носило характер антитезы предыдущему.
— Но имейте в виду, — сказал Кирилл Евгеньевич, — нарушение ритуала тоже бывает необходимым. Вы, Юра, консервативны в ваших привычках, а это ошибка. Уайльд где-то сказал: «Не создавайте себе привычек» — и тут, мой милый, заложен большой резон. Хотите стать личностью — умейте выйти за черту привычного. Если вы неделю носите синий костюм, в воскресенье надо надеть зеленый.
«В воскресенье надеть зеленый костюм» — записал Юра.
— Не буквально, мой друг, не буквально! — воскликнул Кирилл Евгеньевич. — В данном случае я использовал символ. Привычка — это своего рода рефлекс: вы получили удовольствие однажды и вам хочется повторить это же в следующий раз и так до бесконечности. Но если три витка спирали работают на вас, то четвертый — против. Удовольствие переходит в свою противоположность, и надо успеть это почувствовать. Почувствовав же вы как бы смешиваете домино — разрушаете цепочку, чтобы затем выстроить ее заново из тех же звеньев. Вот это стоит записать: «То же, но по-новому».
Юра занес в тетрадь слова мэтра.
— И еще… «Мудрец не строит планов». Я прочел это в древнем даосском трактате. Какая очаровательная книга, Юра. Там, знаете ли, этой мысли придан некий вселенский смысл: мудрец не строит планов, а полагается на естественный ход вещей, и у него все выходит само собой, естественно… Впрочем, это уже философия. Вы, Юра, усвойте лишь то, что не надо записывать в календарь, кому позвонить, к кому зайти. Это не по-дизайнерски. Дизайнер не мудрец, но он тоже не строит планов, а подчиняется собственной прихоти. Интеллигентный человек, Юра, имеет право на каприз. Никогда не живите по расписанию… Это тоже к умению нарушать традиции.
— Вы продиктовали тезу, антитезу, а синтез? — спросил Юра, выждав минуту, необходимую мэтру для отдыха.
Мастер дизайна слегка поморщился.
— Антитеза, синтез… Проще, мой друг, проще. Не смешивайте дизайн с философией. Философии нам с вами никогда не достигнуть. Ну уж если вы хотите, синтез самый простой, Ваша личность находит завершение в форме. Вы сейчас спросили: «А в чем же синтез?» — но вы не придали вопросу законченной формы, дружище. Ясно, о чем я говорю? Вопрос прозвучал неуверенно, с оглядкой. Он возник на крайних орбитах вашего мозга и скользнул словно летающая тарелка.
В Юре опять заныло забытое подозрение.
— Человечество веками развивало изящные искусства. Зачем, спрашивается? Не только же для того, чтобы ими овладевали единицы избранных! Милый, творите искусство в быту, придавайте форму вашим жестам, словам, поступкам! Когда просите в магазине: «Взвесьте мне сыру», произносите это так, чтобы чувствовалась ваша личность, подспудно, разумеется! Давайте зайдем в гастроном и по очереди зададим вопрос о сыре продавщице. Вы поймете, какую роль в дизайне играет форма.
— Юра с тетрадкой в руке двинулся за Кириллом Евгеньевичам.
— Спрашивайте, — приказал мастер дизайна, указав Юре на рыжую накрашенную девчонку в отделе молочных продуктов.
— Взвесьте, пожалуйста, сыру, — со старанием произнес Юра, стараясь подключить к своей просьбе все ресурсы интеллигентности, ума и такта.
Девчонка удивленно взглянула на него, стала нарезать сыр, а потом еще раз взглянула и прыснула.
Юра залился краской.
Вслед за ним к прилавку подошел мэтр, и Юра замер от восхищения. Кирилл Евгеньевич произнес те же самые слова, что и он, но его просьба нарезать сыр звучала чуть грустно, насмешливо и иронично. Он как бы говорил: «Милая девушка, мы с вами два усталых человека. Я такой же, как и вы, москвич, стою в вагоне метро вечерами, покупаю в ларьке сигареты, и у меня тоже свои удачи и свои неприятности, так улыбнитесь, улыбнитесь же мне, мне нужна ваша улыбка… Ну?!»
Девушка улыбнулась.
— Какого вам сыру? — спросила она и улыбнулась еще раз.
— Все равно, — сказал Кирилл Евгеньевич, опершись локтем о прилавок и как бы задумчиво любуясь ее работой. — До чего неуютная погода, льет, льет…
— На улице же снег! — захохотала она.
— Быть этого не может! — Он с притворным удивлением обернулся к окну.
— Конечно, снег, — повторила она. Ей уже не хотелось чтобы он надолго отворачивался.
— В такой снег хорошо сидеть дома, — сказал он.
— Дома скучно, и мать ворчит, — не согласилась девушка. — Тут новый фильм идет, посмотрим?
Юра про себя ахнул.
— Спасибо, но меня ждут… А какой фильм?
— Про заводное пианино… Не помню, название длинное.
— Я видел. Фильм очень грустный.
— А говорят, веселый. — Девушка попробовала улыбнуться, но на этот раз тщетно.
— Хорошо, диктуйте ваш телефон, — сказал Кирилл Евгеньевич, доставая книжку. — Только предупреждаю — вы у меня не одна. Условимся, что вы не будете требовать многого.
Когда Юра прорабатывал перед зеркалом элементы дизайна, зазвонил телефон в передней, и он услышал, как мать приглушила звук телевизора и взяла трубку.
— Кого? Юру?
— Слушаю, — сказал Юра, одним глазом косясь в телевизор.
Звонил Гриша Ованесов.
— Я звоню от дневального, это вообще-то не разрешается, поэтому слушай. У меня к тебе просьба, старик. Случилась ерунда какая-то… Настя из дому ушла.
— Как ушла?!
— Она сейчас у матери. Старик, прошу тебя, поговори с ней. Я пробовал туда звонить, но она не берет трубку.
В тот же день Юра был на Горького, где жили родители Насти.
— Тебя он послал? — спросила Настя, открывая дверь.
На руках у нее была девочка, сосавшая из бутылки.
Враждебная интонация ее вопроса вызвала в нем чувство неуверенности, но Юра вовремя вспомнил о наставлениях мэтра.
— Да, твой муж и мой друг, — ответил он.
Вышло как будто здорово, уверенно и веско.
