Слезы градом полились из глаз его. Когда все хором пропели:
Есенин взял со стола бутылку, подошел к баянистам:
— Где ваши стаканы? Выпьем! Спасибо, братцы! Вот это да! Вот это Русь! — Лицо его побледнело. Когда баянисты выпили и стали закусывать, Есенин взял у одного из них баян и стал на слух подбирать мелодию, напевая: «Клен ты мой опавший… клен заледенелый…»
Он закрыл глаза, покачиваясь в такт мелодии.
— Вы действительно собираетесь за него замуж? — спросила Берзинь, наклонившись к Софье Толстой.
— Да, у нас вопрос решен, — ответила Софья, глядя ей прямо в глаза.
— А это, — кивнула Анна на Есенина, — вас это не шокирует? Вы же видите, он совсем невменяемый, когда пьяный. Его в больницу надо положить, а не… — «в постель с собой», — подумала она.
— Я уверена, что мне удастся удержать его от пьянства, — ответила Софья очень спокойно.
— Вы давно его знаете? — не сдавалась Берзинь. Софья, поглядев на нее, с недоумением произнесла:
— А разве это играет какую-нибудь роль? Разве надо обязательно долго знать человека, чтобы полюбить его?
— Ладно бы полюбить, а вот выйти замуж — это другое дело… — Анну буквально трясло от ненависти к этой потомственной графине.
Толстая, слегка пожав плечами, встала и подошла к Есенину. Обняв его сзади, она нежно провела рукой по его волосам. Есенин отстранился, но она продолжала ерошить ему волосы.
— Отойди на хер! — отбросил Есенин ее руку и зло глянул на нее.
Софья спокойно, как ни в чем не бывало, отошла и села на свое место.
— Вот видите, разве можно за него замуж идти, если он невесту материт? — язвительно заметила Берзинь.
— Он пьян сейчас, — невозмутимо ответила Толстая.
— Последнее время он все чаще бывает пьян, — продолжала жалить ее Берзинь.
Толстая опять посмотрела ей прямо в глаза.
— Ничего, он перестанет пить, я в этом уверена, — сказала она и, хитро прищурившись, спросила ласково: — Анна Абрамовна, душенька, вы бы отказались, предложи он вам стать его… — она сделала паузу, — не любовницей, нет, а женой? То-то, миленькая вы моя начальница!
Увидев, как обе женщины мило разговаривают, Есенин крикнул через весь стол:
— Анна Абрамовна, а правда, у Сони глаза добрые?
— Да, Сережа! — ответила Анна, глядя на Толстую и еле сдерживаясь от смеха. — Она очень похожа на своего дедушку, графа Льва Николаевича, бороды только не хватает!.. А где Галя? — спросила она про Бениславскую.
— На кухне, закуску готовит или посуду моет! — ответил равнодушно Есенин. — Сходи за ней, пусть водки еще даст!..
Берзинь вышла на кухню. Бениславская мыла посуду и беззвучно плакала. Анна достала коробку папирос «Сафо» и, закурив, спросила:
— В чем дело, Галя, я ничего не понимаю.
— Чего ж тут не понимать? Сергей собирается жениться… на этой…
— Как это началось у них… когда?
— Здесь и началось. Была вечеринка, был приглашен и Борис Пильняк с Толстой: она же была его любовницей. Дай мне папиросу, — попросила Бениславская, сложив чистую посуду на полотенце на столе. Прикурив дрожащими пальцами папиросу, она невесело усмехнулась: — «Сафо»! И ты тоже «Сафо»!.. Так вот… Пильняку она, видимо, уже надоела, а Сергей в тот вечер стал оказывать ей недвусмысленные знаки внимания. Пильняк ушел раньше, Софья осталась. Засиделись допоздна… Решили, что Есенин пойдет ее провожать… Вот и проводил…
— Зачем Сергей это делает? Ведь видно, что он ее не любит! — с досадой проговорила Берзинь, нервно гася папиросу и прикуривая другую.
— Говорит, что жалеет ее, — горько вздохнула Бениславская. — Но почему он ее жалеет? Из-за фамилии?! Не пожалел же он меня! Не пожалел Вольпин, Риту и других! Мало ли их у него было! А тебя? Тебя он пожалел? Только не лги, «Сафо», — вскинула она на Анну жесткий взгляд.
— Да… — печально сникла Берзинь, — я его любила!
— И любишь?
— И люблю! — откровенно призналась Анна и всхлипнула.
Галя сочувственно обняла ее.
— Мы для него как его любимые папиросы: искурил, изжевал и бросил… Мы все его любимые «Сафо»… — Взяв себя в руки, Галя стала вытирать тарелки. — Пусть женится, не отговаривай. Может, она поможет и он перестанет пить…
— Ты в это веришь, Галя? Я — нет! Это конец… Она его последняя папироска.
— На свадьбу придешь?
— Приду, помогу тебе.
Под конец вечера уснувшего прямо за столом Есенина раздели и уложили в кровать. Гости собрались уходить. Илья, телохранитель есенинский, пошел провожать Софью Толстую, а Пильняк, наотрез отказавшись провожать свою бывшую любовницу, предложил свои услуги Берзинь. Анна вопросительно поглядела на Бениславскую.
— Идите, Анна Абрамовна, идите! Чего уж тут. Пусть будет все так, как будет. Он сам сделал свой выбор!
Глава 4
ДИСПУТ С МАЯКОВСКИМ
Два самых ярких и скандальных поэта жили и творили в Москве в одно время. Хулиган и скандалист, златокудрый Лель девичьих сердец Сергей Есенин и оратор, горлан, идейный главарь комсомольской братии Владимир Маяковский. У каждого была своя «армия» почитателей и поклонниц, которая считала своего кумира единственным достойным обожания. И каждая считала своего «небожителя» выше и гениальнее другого. Рано или поздно Есенин и Маяковский должны были сойтись в поэтической схватке, чтобы победить и получить славу лучшего поэта Советской России.
И этот день настал. В огромной аудитории Политехнического музея народу набралось — яблоку негде упасть. Атмосфера в зале сразу накалилась до предела. Каждую реплику, каждое стихотворение «своего» лидера публика, четко разделившись на два непримиримых лагеря, встречала ревом восторга и дружными аплодисментами.
— В настоящее материалистическое время тот поэт, кто полезен! — рявкнул в зал Маяковский.
