загоняет меня домой. В кино я могу ходить только на утренние сеансы. На них идут не все картины. При маме и папе я смотрела все. Пусть только поскорей приедут наши предки! С тетей Марой я и разговаривать не буду. Видишь, какие на самом деле люди? Я теперь поняла, что говорят они одно, а ведут себя иной раз по- другому. Конечно, хорошие встречаются. Почему ты не пишешь? Я за тебя волнуюсь. Недавно прочитала в газете, что один милиционер задержал опасного преступника, но сам при этом был смертельно ранен. Ему после смерти дали орден. Димочка, ты всегда ходи с наганом. И попроси себе собаку. Такую, как Мухтар. Они налетают на преступников первые и часто спасают милиционеров. Если тебе не выдадут собаку, я напишу Юрию Никулину и попрошу, чтобы он помог мне достать овчарку. В крайнем случае, попрошу у дяди Феди. У их овчарки щенки. Ты его вырастишь и научишь. Ответь на мое письмо сразу. Ты там все-таки один, и мне тебя жалко.
Не подозревая, Алешка выболтала в своем письме многое. Я был один, а она, выходит, не одна. Первая любовь. Я завидовал своей сестренке. Представляю, какой натиск выдерживает тетя Мара, наша старинная приятельница и сослуживица мамы. Она и так всего боится в жизни. А тут Алешка — упрямая, своенравная. Отец ее всегда баловал. Бабушка говаривала: «Вырастишь на свою голову. А от прыткой козы ни запор, ни забор…»
Но откуда эти страхи за меня? Любовь… Она, видимо, вообще делает человека мудрее.
Стало быть, сестричка впервые по-настоящему задумалась о людях. Лишь бы у нее все хорошо получилось. Первое чувство, как колея: ляжет правильно, потом всегда будет выходить красиво. Очень бы мне хотелось посмотреть на того, из-за которого Алешка воюет с бедной тетей Марой и о ком, наверное, думает засыпая.
Да, как ни верти — грустно. Бегут, значит, годы, детство уплывает все дальше и дальше, с бабушкиными румяными пирожками, с безмятежными воскресными утрами, с ожиданиями праздников и взрослой жизни, наполненной свободой и свершениями всех желаний…
На Алешкино письмо я не успел ответить. События завертели меня, дни заполнились делами, дорогами, людьми.
Помнится, в тот день, когда я получил от сестры письмо, я готовился к моей первой лекции в клубе. О профилактике преступности. Это была моя первая лекция в жизни. До этого я бывал только слушателем. Теперь будут слушать меня. Коля Катаев решил обставить ее по-солидному. Сначала он все раскритиковал.
— Ну кто придет в клуб, если прочтет тему твоей беседы? Мудрено и пусто звучит для наших колхозников: «Общественный прогресс и правопорядок». Лично я не пошел бы. Лучше козла забить.
Я обиделся:
— Заголовок из «Правды». Умнее нас с тобой писали люди…
— Так то «Правда»! Всесоюзное направление дает. С научной небось базой. Наверное, профессор какой-нибудь?
— Профессор, — кивнул я. — Даже два.
— Вот видишь. Давай что-нибудь попроще. Чтобы зазывало и суть показывало.
— «Алкоголь — твой враг!» — предложил я. Коля рассмеялся:
— А врага, скажут, уничтожать надо. Кто больше уничтожит, тот герой!..
— Значит, о борьбе с алкоголизмом не следует? Нехорошо, комсорг, получается. Поп вон, говорят, такой проповедью разразился…
— Чудак, человек! Надо, не спорю. Но чтоб люди прочли на доске название и захотели прийти послушать.
— Для этого танцы организовывают до и после… — мрачно отпарировал я.
— И танцы будут, и выступление приезжих артистов.
— Каких это еще артистов?
— Ансамбль цыган. В прошлом году были. Хорошие песни и музыку выдадут.
— Совместить хочешь?
— А почему бы и нет? Пора сейчас жаркая. Люди и в колхозе и у себя трудятся. Но и отдохнуть же надо!
Долго мучались мы с проклятым названием. Все же нашли. Вернее — Коля. «Отправляясь в дорогу, что надо выбросить в первую очередь?»
— Дорога — это, значит, путь к коммунизму, — пояснил Коля. — А выбросить надо алкоголизм, тунеядство, воровство. Да мало ли всяких пороков?
Объявление расклеили в станице. И оно, говорят, озадачило. Озадачило — значит, заинтересовало.
Домой я в этот день не ходил. Сидел в служебном кабинете над своими записями и цитатами до самого вечера, обложенный книгами и журналами. И чем ближе подходил назначенный час, тем сильнее меня охватывало волнение. Не хотелось, чтобы получилось как у академика. Если опять начнут расходиться, провалюсь со стыда. Ему-то что! Он-то, ученый, уехал, и станичники забыли о нем. Мне же здесь жить и служить.
Уже надо было идти в клуб, а мне все казалось, что фактов и цифр еще мало. Буквально на ходу я внес в рукопись несколько поправок и дополнений. В авторучке, как это случается при спешке, кончились чернила. И когда я заправлял ее, выпачкал пальцы. Мыть руки не оставалось времени. Я кое-как обтер их бумагой и поспешил в клуб с тайной надеждой, что моя лекция произведет большой эффект и искоренит зеленого змия в Бахмачеевской и ее окрестностях…
У щита с объявлением толпилась группа станичников. Я намеренно задержался послушать, что говорят.
— Это что, для туристов лекция? — спрашивал у окружающих какой-то старик.
— Для альпинистов, — ответил один из парней. — Как раз для тебя, дед Касьян.
Дед Касьян крякнул, расправил усы:
— Ить придумали у нас альпинизму разводить… Мне на полати без помощи не забраться… Старуху зову.
Вокруг засмеялись. Я поспешил ретироваться в клуб. В зале набралось много народу, хотя по телевизору в очередной раз показывали «Адъютант его превосходительства». Пустых мест почти не было. Я, честно говоря, был приятно удивлен и прохаживался по фойе, поглядывая на часы. Тетя Мотя, уборщица, она же билетерша, сообщила мне, довольная:
— Не беспокойтесь, Дмитрий Александрович, будут сидеть до конца как миленькие.
— Хорошо, — кивнул я, не вдаваясь в смысл ее слов. — Постараюсь…
— Теперь старайся не старайся, не разбегутся.
— Это почему же? — спросил я, почуяв подвох.
— Военная хитрость. Я всем говорила, что после лекции перерыва не будет. Кто опоздает к вашему выступлению, на цыган не пущу… А кому охота свои трудовые деньги на ветер выбрасывать?
Я бы на нее, наверное, здорово накричал. Хорошо, как раз подоспел Коля.
— Павел Кузьмич не будет. Извинялся. Надо срочно в шестую бригаду. Так что пошли. Пора. — И потащил за кулисы, чтобы появиться, как президиум, со сцены.
Во мне все клокотало.
— Идиотизм! Это же обман! Отменяй лекцию! Катаев опешил:
— Ты что, белены объелся?
Мы стояли в комнатке за сценой, где когда-то Нассонов при нас распекал дружков своего сына.
— Быть довеском к каким-то заезжим халтурщикам не желаю!
— Постой. Во-первых, они не халтурщики, а такие же трудяги, как и мы с тобой… Во-вторых, объясни толком, что с тобой?
Я объяснил. Коля почесал затылок:
— Аи да тетя Мотя! Стратег! Я сам дивлюсь, никогда на лекции столько народу не приваливало…
— Дура она, а не стратег. Если всякий будет пользоваться своим положением…
— В дальнейшем этот передовой опыт надо использовать! — засмеялся Коля, хлопая меня по
