им. — Вы, значит, не предложили Диме остаться у нас?
— Откуда я знаю, какие у него планы? Светик, у нас дела. Дела государственной важности. Не все мы можем говорить…
Борька выкручивался, как мог. Он пялил на меня глаза, чтобы я поддержал его.
Но мне страшно хотелось позлить его. И я молчал. Интересно, как он справится со своим положением?
Борька нерешительно сел. Взялся за рюмку.
— Ну давай. Если останешься, можешь, между прочим, выпить.
Хитрец, хочет свалить решение этого вопроса на меня. Не выйдет.
— Мне завтра рано вставать. Все равно будет запах, — спокойно сказал я.
Михайлов, крякнув от досады, одним глотком опрокинул в рот рюмку. Света об этом больше не заикалась, думая, что вопрос решен, и я останусь.
Оставаться я не думал. Ни в коем случае. Я никогда ни у кого не оставался ночевать. Может быть, это предрассудок, но так приучила бабушка. Она всегда говорила отцу: хоть ползком, мол, но добирайся до своего дома, до своей постели.
Гостиница — это как бы свой дом, не чужой…
Борька тыкал вилкой в тарелку и на меня не глядел. Ладно, помурыжу его еще минут двадцать и отчалю.
Прозвучал дверной звонок. Михайлов вскочил со стула.
— Боря, сиди спокойно. Мама откроет, — сказала его жена.
Из коридора донесся мужской голос. В доме произошло какое-то движение. И сразу почувствовалось, что пришел хозяин.
Он пришел, видимо, не один. Чей-то знакомый голос. Или мне показалось?
А в кухню уже входила… Ксения Филипповна, раскланиваясь со Светой и Борькой.
— Тю-ю, — расставила она руки, увидев меня. — Вот так встреча!
И это бахмачеевское восклицание, ее доброе спокойное лицо и знакомая раскачивающаяся походка внесли в комнату что-то родное; стало тепло и уютно на душе, словно я перенесся за тысячу километров, в Калинин, в нашу маленькую кухню, где всегда собиралась в тихие дружные дни вся наша семья…
Борькин тесть шумно уселся за стол, потирая руки.
— Может, в гостиную перейдем? — захлопотала его жена, на которую очень была похожа Света.
— В кухне вкуснее, — отозвался глава семьи и указал на меня. — Это, как я понимаю, тот самый Дима?
— Он, Афанасий Михалыч, — подхватила Ксения Филипповна.
— Будем знакомы. Вот, понимаешь, Зоя Васильевна, мать Светланы и теща Бориса. Я, как видишь, папаша. — Он подмигнул дочке. — Молодежь наша больно культурная, не считает нужным представлять.
— Папа, неужели ты не наговорился на совещании? — добродушно отпарировала Света.
— Наговорились, что верно, то верно. Мать, поухаживай за нами. Соловья баснями не кормят. — Он потянулся за бутылкой, налил коньяку в рюмки, поспешно поставленные перед ним и Ксенией Филипповной Зоей Васильевной. — И не поят… Молодежь, присоединяйтесь!
Борька с готовностью потянулся к нему чокаться.
— А Дима?
— Я за рулем, — отказался я.
— Что ж, правильно. Что это будет, если сама же милиция будет нарушать законы? — Афанасий Михайлович галантно чокнулся с Ксенией Филипповной. — Давай, председатель, запьем усталость…
— Ну и настырный ты, Афанасий Михалыч, — хохотнула Ксения Филипповна. — Мало, что затянул домой. Теперь спаиваешь.
— Не оставлять же тебя без ужина по милости наших говорунов.
За столом было легко и весело. Даже Борька вел себя свободней. Это, наверное, объяснялось коньяком. Афанасий Михайлович снова наполнил рюмки.
— Гостю не жалей да погуще лей. Борь, давай. И ты, Филипповна, еще одну. Дима, я смотрю, ты и не ешь совсем…
— Спасибо. Честное слово, недавно из-за стола.
— Вот угодил! Сытого гостя хорошо потчевать, — засмеялся он. — Выгодный ты гость…
Ксения Филипповна раскраснелась. И все поглядывала в мою сторону. Не терпелось расспросить про станичные новости.
— Эх, мать, — продолжал балагурить хозяин, похлопывая по плечу жену, — гляжу я, дети наши выросли, пора нам с тобой на покой. Оставим им квартиру, поедем в Бахмачеевскую свой век доживать. Купим хатку, будем фрукты разводить, пчел заведем.
— Так многие говорят, — подцепила его Ксения Филипповна. — Но город крепко держит, как клещами.
— Это как сказать, — покачал головой хозяин. — Вот кончится этот срок, ни за что не останусь в исполкоме. Надо молодым давать дорогу. Потом, Ксюша, поговорим… Ты, Дима, — снова обратился он ко мне, — значит, с Ксенией Филипповной воюешь?
— Уж сразу и воюет! У нас все полюбовно. Живем — работаем душа в душу…
— Поутихомирилась? Стареешь, значит, — шутливо подытожил Афанасий Михайлович. — Лет двадцать пять назад к тебе не подъедешь, не подойдешь…
— Время такое было, — вздохнула Ксения Филипповна. — Что человек стоил? Вот и приходилось драться. Ты вспомни, тоже не очень-то ласковые песни пел…
— Было, было. И нас не жаловали. — Афанасий Михайлович покачал головой. — Я часто вспоминаю, как тебя едва не упекли. Страшно подумать, за килограмм зерна… А баба Вера жива?
— Крайнева? Жива. Нам бы с тобой такое здоровье.
— Помню, крепкая женщина была. А что с Ксюшей произошло? — Хозяин рассказывал как бы всем, но почему-то больше смотрел на меня. — Вызвали ее на бюро райкома. Меня только-только секретарем избрали. А вызвали почему? Поступили сигналы, что она разрешает колхозникам колоски, ну после уборки остаются, собирать и брать себе… Ксения Филипповна ввалилась в райком в телогрейке, в сапогах, с кнутом. Сразу видно — себя в обиду не даст. И своих колхозников. Докладывает о ней представитель НКВД. И предлагает — под арест. Без всяких. Ей бы покаяться, в ножки поклониться, так нет! Рвет и мечет. Ну, думаю, пропала землячка. Не сносить головы… Гляди-ка, обошлось. Отделалась выговором. Но и тот скоро сняли.
— Обошлось! — проворчала Ксения Филипповна. — Не встрянь ты, прямо с бюро и потопала бы по этапу. Сам ведь на вид заработал…
— Ладно, ладно, — отмахнулся Афанасий Михайлович. — Ты себя и отстояла. Но, в общем, мы дружили.
— Тю-ю! — рассмеялась Ксения Филипповна. — Дружили! Первый с меня семь шкур и спускал. Земляк, называется…
— Как со всех, — развел руками хозяин дома. — Ни на шкуру больше…
Скоро Ракитина заторопилась в гостиницу. Я наклонился к Борьке:
— Вот что, Борь, сделай мне гостиницу. Я действительно поеду. Кстати, Ксению Филипповну подвезу.
Он вздохнул, покосился на Свету.
— Не останешься, значит?
— Нет. Не в своей тарелке… Не привык я у чужих… Мы поднялись, прошли в коридор, к телефону. Борька действительно устроил мне место в два счета. Потом повел в свою комнату и выбрал подходящую одежду. Я переоделся, а свою форму повесил у него в шкафу.
— Вот что, — сказал он на прощание, — прямо с утра приезжай ко мне в управление. Потолкуем о твоей поездке.
— Хорошо, — улыбнулся я. Если ему нравится, пусть считает себя моим наставником.
…Мы сидели с Ксенией Филипповной в маленьком холле гостиницы под колкими шуршащими листьями
