— Валдаев, — закивал старик. — Иван Степанович.
— Ну, что, поладили с соседкой?
— Какой там, на ножах, — отмахнулся Валдаев.
— У нее все еще пять кошек?
— Пять? Уже не меньше дюжины. Совсем одолели хвостатые твари… Не сплю третью ночь.
— Отчего же так? Бессонница мучает? — решил уточнить Чикуров.
— При чем тут бессонница? Я же говорю, Довжучиха в гроб заживо загоняет… То кошки. А теперь еще девчонка день и ночь плачет. А ей хоть бы хны… Глухая… Не слышит ни черта… А девчонка разрывается. Ведь уморить так ребенка можно…
— Внучка?
— Откуда? Никогда не говорила ни про какую внучку. Да и сын у нее не женат.
Чикуров остановился и посмотрел вопрошающе на старика: мол, не фантазирует? Тот понял и стал просить Чикурова еще настойчивее.
— Не верите? Пойдемте, здесь недалеко. Убедитесь сами, что творится… А если что с девчонкой случится, грех будет на вашей совести…
— Вы обращались к участковому? — сделал последнюю попытку Игорь Андреевич.
Пропусти он эту электричку, не выполнить ему сегодня поручение прокурора…
— Обращался! Не хочет он связываться с Довжучихой. — Иван Степанович покачал головой. — Эх, люди, люди… А говорят, перестройка…
Чикурову стало стыдно. Да и не о ком-нибудь шла речь, о малышке. Он вспомнил своего Андрюшку…
— Хорошо, идем, — решительно сказал Чикуров. До валдаевского дома было ходьбы минут пять.
Почерневший от времени деревянный барак. Три входа с покосившимися навесами. Вошли в крайний. Уже в темном коридорчике в нос шибанул резкий запах кошачьей мочи. Иван Степанович провел Чикурова в помещение, которое, видимо, служило кухней. Здесь этот дух ощущался еще сильнее. Два отъевшихся кота сладко дремали на подоконнике, развалившись под лучами солнца.
Игорь Андреевич повертел головой: детского плача вроде не слышно.
— Небось уже нет сил плакать, — негромко пояснил Иван Степанович. — Извелась вся, бедняжка…
— Соседка дома?
— Была, — кивнул старик и крикнул в филенчатую дверь: — Серафима Игнатьевна, тут до тебя пришли!
Никто не откликнулся.
— Серафима Игнатьевна! — громко позвал помпрокурора.
— Откройте, пожалуйста!
И тут из глубины комнаты раздался детский плач. Действительно, ребенок, по-видимому, совсем обессилил. Слышались только лишь всхлипы. Дверь отворилась, и на пороге появилась коренастая пожилая, но еще крепкая женщина в шлепанцах, байковом халате, поверх которого была накинута вязаная кофта.
Выражение лица Серафимы Игнатьевны никак нельзя было назвать приветливым.
— Здравствуйте, — начал Игорь Андреевич. — Я помощник прокурора…
— Да хоть сам прокурор! — рявкнула старуха и хотела было закрыть дверь.
— Погодите! — взялся за ручку двери Чикуров. — Выслушайте, пожалуйста.
— Нечего мне тебя слушать! — потянула дверь на себя Серафима Игнатьевна.
Но Игорь Андреевич успел просунуть в оставшуюся щель ботинок. Почему он так сделал, объяснить не мог. Возможно, потому, что в тонком всхипывающем рыдании девочки почудилось что-то знакомое?..
— Там ребенок? — строго спросил Чикуров.
На какое-то мгновение старуха опешила и отошла в сторону. Воспользовавшись моментом, Чикуров шагнул в комнату.
На стуле, кушетке, столе сидело и лежало с десяток кошек.
Плач доносился из-за низенькой дверцы в стене.
— Чей ребенок? — спросил Игорь Андреевич.
— Не твоего ума дело! — попятилась старуха и стала спиной к чулану, давая понять, что не пропустит туда никого.
— Я спрашиваю!.. — начал терять самообладание Чикуров.
— Сердца у тебя нет!.. — стыдил соседку из-за его спины Валдаев.
— Внучатая племянница, — хмуро произнесла старуха. — Нашкодила, вот я ее и проучила…
— Ма-а-мочка, миленькая, — протянули из-за дверцы. — Домой хочу-у!..
Игоря Андреевича сорвало с места, как пружину: голос был явно знакомый.
— Прочь с дороги! — крикнул он вне себя от ярости.
Старуха в испуге метнулась в сторону. Чикуров рванул на себя ручку. Замок буквально с мясом выдрался из рамы, и дверь распахнулась.
В темном закутке, среди каких-то коробок, узлов, корзин, сжавшись в комочек, сидела… Лаура Дагурова. Лицо у нее опухло от слез. Плакать она уже не могла — только икала.
— Лаурочка! — кинулся к ней Игорь Андреевич. — Как ты здесь очутилась?! Почему?
Девочка, на миг замерев, вероятно не веря в свое избавление, протянула к нему руки. Игорь Андреевич подхватил ее, прижал к себе, стал гладить по голове.
— Дядя Горя… Они… Они сказали, что едем к дедушке… А сами заперли… — старалась как можно быстрее поведать о своей обиде Лаура.
Он, ничего до этого не знавший о случившемся, сразу понял: бедняжку использовали в какой-то жестокой игре.
— Успокойся, успокойся, Лаурочка. Все будет хорошо.
Девочка постепенно стала успокаиваться, дрожь в ее теле проходила.
— Почему девочка у вас? — спросил Чикуров хозяйку.
Но та, ничего не ответив, протянула руку к чемоданчику, лежавшему на диване.
— Прошу ничего не трогать! — прикрикнул Игорь Андреевич.
Довжук замерла, вжав голову в плечи. Валдаев не скрывал радости: наконец-то нашлась и на нее управа.
— Иван Степанович, — обратился к нему Чикуров, — сделайте одолжение, позовите быстренько двух соседей. Они нужны в качестве понятых. Осмотрим содержимое чемодана.
— Мигом буду здесь! — отозвался старик и поспешил из комнаты.
И действительно, понятые, две женщины, появились буквально минуты через две.
— И еще, — сказал Валдаеву Чикуров. — Телефон-автомат в Москву далеко?
— За углом.
— Пожалуйста, позвоните по номеру… — Игорь Андреевич назвал телефон Дагуровых. — Скажите, где находится Лаурочка. Пусть срочно едут сюда, мы будем в милиции. Поняли?
— Как не понять? — бодро отозвался Валдаев, повторив номера телефонов и что нужно передать.
— Пятнадцатикопеечные монеты есть? — спросил у него Чикуров.
— Найдем, — похлопал старик по карману и, не забыв победно взглянуть на свою притеснительницу, поспешил из комнаты.
Его пес с лаем гонял по квартире котов. Те выгибали спины, дыбили шерсть и шипели.
Игорь Андреевич представился женщинам, которых привел Валдаев, объяснил им, что от них требуется, и сказал старухе, чтобы она открыла чемодан.
Та, бросив злобные взгляды на Чикурова и понятых, открыла чемодан. В нем сверху лежали детская шубка и меховая шапочка с помпонами на завязках. Игорь Андреевич взял одежду и увидел под ней финский нож и парик.
— Смотрите, смотрите! — впервые с радостной интонацией проговорила Лаура. — А волосы, как у настоящего Олега Попова!
