Ольга Семеновна долго, не мигая, смотрела мне в глаза.
— Дайте сигарету, — наконец хрипло произнесла Ватутина. — С утра не курила…
— А вам можно? — Агеев нерешительно достал пачку.
— Если уж от цианистого калия не окочурилась… — сердито отмахнулась Ватутина.
Затягивалась она жадно. Мы молчали, пока Ольга Семеновна не выкурила всю сигарету, до фильтра.
— Это Лева? — спросила Ватутина, как мне показалось, с усмешкой.
— Не знаем, — ответил я.
— А я думала, что подобное бывает только в пошлых романах да кинофильмах, — покачала головой Ольга Семеновна.
И потянулась за новой сигаретой.
— Да, сдаем мы позиции, — сказал Виктор Сергеевич. — Нынче женщины и пьют не хуже мужчин, и курят.
— И в угрозыске работают, — поддакнула с улыбкой Карапетян.
Мы сидели у меня в кабинете, обсуждая ход следствия по делу об отравлении в санатории имени Семашко.
Вопреки ожиданиям, допрос Ватутиной ничего существенного не прибавил к тому, что мы уже знали. Надо было искать, думать, чтобы двигаться дальше. Перед серьезным разговором происходила как бы разминка. Виктор Сергеевич называл это «настройкой мозгов».
— Кармия Тиграновна, — обратился я к инспектору, — все хочу спросить. Был я несколько раз в Армении, имею друзей армян… Что-то ни разу не встречал имени, как у вас…
— И не встретите, — серьезно ответила Карапетян.
— Какое-нибудь очень древнее?
— Да нет, из недавнего прошлого, — засмеялась она. — Ладно уж, открою секрет… Кармия — это сокращенно Красная Армия.
— Странно, — сказал Агеев. — Такими именами увлекались до войны… Моего дядю родители в то время назвали Осоавиахимом… Но вы родились, когда эта мода уже прошла.
— Имя придумал мне дед. У нас из поколения в поколение обязательно кто-то был военным. А все пошло ещё со времен Отечественной войны восемьсот двенадцатого года. Предок мой служил под началом Кутузова… И, представляете, у моих родителей — одни девочки. Старшая — Ашхен, вторая — Асмик… Рождаюсь я. Все, — решили мать с отцом, — больше детей не надо! А кто же будет военным? Дедушка Ашот сказал: если уж не дал Бог служивого, так хоть внучку назовите в честь Красной Армии… И назвали.
Карапетян озорно сверкнула глазами.
— Как-никак, при погонах, — засмеялся Агеев.
— Вах! — воскликнула по-восточному Кармия Тиграновна. — У меня ни одной куклы не было — презирала! Водилась только с мальчишками. Хотела в военное училище поступить — не взяли. Я написала самому маршалу Баграмяну. Дед надоумил. Он лично знал Баграмяна, говорил, очень душевный, простой… Самое удивительное, Баграмян мне ответил. Пишет: не тужи, девочка, если хочешь честно и хорошо служить, иди в милицию, там женщины большие дела делают. С подростками работают… Между прочим, Баграмян помог мне поступить в высшую школу милиции…
— Не послушались Баграмяна, — шутливо поддел Агеев Кармию Тиграновну, — в инспекцию по делам несовершеннолетних не пошли…
— Угрозыск лучше, — ответила Карапетян.
— Ну да, как в разведке на войне, — заметил я с улыбкой.
— Надо же оправдывать имя, — весело сказала старший лейтенант.
— Насчет разведки… — посерьезнел Виктор Сергеевич. — Наш бесценный о инспектор сумела кое-что выяснить у своих коллег в Шостке о личности Лещенко.
«Настройка» кончилась. Мы перешли к делу.
— Так, отдельные штрихи, — поправила следователя Кармия Тиграновна. Во-первых, у него бывают запои. Во-вторых, злопамятный… У Лещенко в подчинении работал молоденький лаборант, что-то натворил. Так Лещенко не успокоился, пока этого лаборанта не перевели в другую лабораторию. Его не остановило даже то, что родная тетя лаборанта работает в Москве, в их главке…
Карапетян замолчала.
— Штришок существенный, — сказал Агеев.
— О запоях или о злопамятстве? — уточнил я.
— Второе, — ответил Виктор Сергеевич, — лишний раз подтверждает версию о том, что Лещенко отравил Иванова и Вачнадзе… Смотрите, что получается. И Николай, и Вахтанг Багратионович его обидели. Капитан накануне, а Вачнадзе в день происшествия. Помните показания Ватутиной? Лещенко налил отравленной горилки первому именно Николаю. Причем тот отказывался, но Лещенко уговорил. Затем налил Вачнадзе. Сам же предпочел шампанское… Заметьте, Лещенко вышел из комнаты, чтобы не присутствовать, когда Иванов и Вачнадзе выпьют.
— Его ведь вызвал Воропаев, — возразил я. — Срочно.
— Ничего подобного! — сказал Агеев. — Срочности не было. Я допрашивал Воропаева. Он показал, что просил медсестру только передать Лещенко, чтобы тот заглянул к нему в любое подходящее для Льва Митрофановича время! Это очень важный момент… Ну а дальше — известно.
— Возникают неувязки. Во-первых, зачем было Лещенко покушаться на жизнь Ватутиной? — спросил я.
— Он не думал, что Ольга все-таки решится пить горилку с перцем, — ответил следователь. — Первый раз с малознакомыми мужчинами и притом в санатории… Нет, нет, Захар Петрович, расчет был точный. Он выйдет, а Вачнадзе уговорит Ватутину пить шампанское…
— Если он хотел отправить на тот свет обидчиков, а Ольге не желал зла, то наверняка не вышел бы из комнаты до тех пор, пока не убедился бы, что Ватутина выпьет шампанское, — возразил я. — И потом, не убедителен мотив покушения на Иванова и Вачнадзе. В основе ссор Лещенко с тем и другим лежали недоразумения. В конце концов они прояснились для обеих сторон. В знак примирения и были организованы посиделки.
— У Лещенко есть идея фикс. Помните, что сказал Карасик? Ненависть к спорту, вернее — к спортсменам. Кто-то, видимо, из спортсменов крепко насолил нашему химику. Возможно, смертельно обидел. Сильную злобу затаил на них Лещенко. Недаром он накинулся на Иванова, когда тот танцевал с Ольгой. Принял за атлета… Между прочим, Вачнадзе тоже спортсмен. Вот Лещенко и решил выместить на них свою ненависть.
— Ошибка, так сказать, в объекте?
— Вот именно! — горячо произнес Виктор Сергеевич. — Вчера я снова допросил Лещенко. Преднамеренно заговорил о спорте. Он прямо слинял с лица.
— Но что тому причиной, вернее — кто?
— Вот этого я так и не смог добиться от него. Что касается Ватутиной — она случайная жертва. Почему — я уже объяснил. А трюк с шампанским, уход к врачу это Лещенко специально…
Агеев замолчал.
— Еще вопрос, — сказал я. — Когда, по-вашему, он подсыпал яд в горилку с перцем?
— Пока не знаю, — признался следователь.
— Это очень важно, — подчеркнул я. — Вспомните, он и в поезде предлагал своим попутчикам выпить горилки. Если она была уже отравленная, то ваша версия не выдерживает никакой критики. Карасик — далеко не спортсмен, — усмехнулся я. — Не говоря уже о Ватутиной.
— Понимаю, Захар Петрович, — согласился следователь. — Этот момент самый слабый.
Я видел, что Карапетян не терпится вставить свое слово, и попросил высказать свои соображения.
— Не могу опровергать или поддерживать Виктора Сергеевича… Замечу по поводу того, почему Лещенко решил пить шампанское. Понимаете, он — пьяница! Вернее, страдает запоями. Для такого человека самое страшное — начать. Потом невозможно остановиться… Лещенко прекрасно знает эту свою 5 слабость. В поезде он тоже пил только о шампанское.
