— Захар Петрович, — обратилась ко мне главврач, — как долго будет опечатана столовая?
— Не знаю, — ответил я. — Зависит от следствия…
— А мне что делать? — строго спросила Белла Григорьевна. — Да-да, что делать мне? Как кормить семьсот пятьдесят отдыхающих? Ведь скоро полдник! Она постучала по своим наручным часам. — У нас режим! Строгий и неукоснительный!
Это был очень серьезный вопрос, и я сказал, что если нужна помощь позвонить в горком, горисполком, — то готов сделать это сейчас же.
— Сначала попытаемся уладить своими силами, — сказала главврач, — в случае необходимости подключу вас… Я нужна?
— Пока нет.
— Буду у себя.
Белла Григорьевна энергично поднялась и вышла.
Признаться, мне понравилось её поведение. Не растерялась, не опустила руки. А ведь она отлично понимала, что положение её ох какое незавидное. Из-за таких ЧП, бывает, лишаются не только занимаемой должности.
— Да, — сказал Воропаев, как-то обреченно качая головой, — не знаешь, где поджидает беда… А ведь буквально неделю назад о нас говорили на Всесоюзном совещании. Отовсюду едут перенимать опыт. Из Грузии, Прибалтики, Молдавии… Только сегодня, как вы слышали, проводили узбекских товарищей. Наше направление горячо поддерживают в Минздраве!.. И вот, одним махом… — Он тяжело вздохнул.
— А какое именно направление? — поинтересовался я.
— Понимаете, чуть человек заболел, он сразу хватается за лекарства. По нашему убеждению, вместо того, чтобы глотать тройчатку при головной боли, проветри помещение, сделай несколько легких физических упражнений. Переутомился — не глотай транквилизаторы, а пройдись по воздуху или же просто расслабься…
— Аутотренинг? — улыбнулся я.
— Зря вы относитесь к этому скептически, — заметил Воропаев. — На Одиннадцатом Всемирном конгрессе кардиологов совершенно серьезно обсуждались вопросы нелекарственной профилактики болезней сердца. Это в первую очередь аутотренинг и психотерапия.
В дверь постучали. Это была Карапетян.
— Товарищ прокурор, мы закончили, — сказала она.
— Хорошо, иду, — откликнулся я, поднимаясь.
Когда мы вошли в тринадцатую палату, Агеев и понятые подписывали протокол осмотра места происшествия. Фотограф делал последние снимки. Понятых отпустили, и я спросил у судмедэксперта, когда, по его мнению, наступила смерть Иванова и Вачнадзе.
— Приблизительно от тринадцати часов до тринадцати тридцати.
Значит, Воропаеву сообщили тут же…
— Обед у них с двенадцати. Помещение столовой небольшое, кормят в две смены, — дал справку Агеев. — Так что застолье состоялось вскоре после обеда.
— Ясно, — кивнул я и снова обратился к судмедэксперту: — Причина смерти?
— Типичное отравление, — сказал Леониди.
— Как вы думаете, чем?
— Возможно, пищевыми продуктами…
— Недоброкачественная пища в столовой?
— Почему обязательно в столовой, — пожал плечами судмедэксперт. Пострадавшие ели и домашнюю стряпню… Индейка, котлеты, пирожки, хачапури…
— Хачапури — это те слоеные лепешки? — спросил я.
— Да. Их делают с сыром или творогом, — ответил Леониди. — Представляете, когда все это было приготовлено? Потом находилось в дороге, да еще, наверное, в целлофановом пакете. И у нас жара… Мы изъяли всю еду для исследования. И водку.
— Горилку, — поправил Агеев.
— Ну да, горилку, — кивнул Леониди. — Так что подождем результатов анализов. А также продуктов и пищи с кухни и со склада. Мы уже там побывали…
Трупы были отправлены в морг, комната опечатана. Я, Агеев и старший лейтенант угрозыска Карапетян спустились к Воропаеву.
— Кто занимал тринадцатую палату? — спросил у него Агеев. — Ведь она одноместная, не так ли?
— Одноместная, — подтвердил врач. — Но занимал её совсем другой человек… Лещенко.
— Как? — невольно вырвалось у следователя. — А где же был он сам?
Воропаев не знал. Во всей этой суматохе он не успел это выяснить.
— А где находится Лещенко сейчас? — задал вопрос Агеев.
— Мне что-то говорили, — потер лоб врач. — Кажется, у него нервный срыв. Я могу узнать…
— Будьте так любезны, — попросил Виктор Сергеевич.
Воропаев быстро вышел из комнаты.
— Вот так, значит, работаете, Кармия Тиграновна? — пустил шутливую шпильку следователь в сторону Карапетян. — Оказывается, существует четвертый… Где же вы были, угрозыск?
— Писала вам протокол и, по-моему, очень разборчиво и толково, парировала старший лейтенант, потом серьезно добавила: — А можно ли сейчас допрашивать этого Лещенко? Нервы…
— Насколько я понял, это у него хроническое, — сказал Агеев. — Сюда со здоровыми нервами не едут. Но мне очень любопытно, почему в отсутствие хозяина в его палате пировали посторонние…
Вернулся Воропаев и сообщил, что у Лещенко действительно был нервный срыв. Ему дал и успокоительное.
— Как вы считаете, можем мы его допросить? — спросил я.
— Думаю, можете, — осторожно ответил Воропаев. — Только прошу как-нибудь помягче с ним… Понимаете?
— Конечно, понимаем, — сказал Агеев. — И учтем.
Пригласили Лещенко. Он был среднего роста, лет тридцати. Высокий бледный лоб, мягкие светло- русые волосы, круглый безвольный подбородок.
Самым примечательным на его лице были глаза. Глубоко посаженные, серые, они таили в себе какую-то боль и печаль.
Звали его Лев Митрофанович. И когда он назвал свое имя, я невольно переглянулся со следователем и инспектором.
В Южноморске как раз начались гастроли его тезки, известного эстрадного певца, солиста Центрального телевидения. Об этом кричали афиши по всему городу. Но этот Лещенко даже отдаленно не походил на своего знаменитого однофамильца.
— Лев Митрофанович, — обратился к отдыхающему Агеев, — когда вы приехали в санаторий?
— Как все, вчера, — спокойно ответил Лещенко. — Началась новая смена…
— Ну приехали, а дальше?
— Меня поселили в очень хороший номер, то есть палату… Сегодня проснулся, посмотрел в окно — вид божественно красивый. Я много слышал об этом санатории… Новая методика лечения, грязевые ванны. Радон…
— Понравилось, значит? — спросил Виктор Сергеевич.
— Не то слово! Думал, вот здесь отдохну, подлечусь… И вдруг такое жуткое событие…
— О том, что произошло, — осторожно начал следователь, — вы можете рассказать?
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Почему собрались те люди у вас, где вы были в это время?
— Понимаете, у меня с Вахтангом Багратионовичем утром произошла небольшая ссора…
— Как фамилия Вахтанга Багратионовича?
— Он называл, но я не запомнил…
— Не Вачнадзе?
— Да-да, Вачнадзе!
