— Шесть лет.
— Ясно, — кивнул Ян Арнольдович, — Продолжайте, пожалуйста.
— Пошла я к одной знакомой, врач-психиатр она. Рассказала все. Она женщина добрая, отзывчивая, навела справки где надо и говорит: так, мол, и так, Софья Андреевна, сноха у тебя душевнобольная… Спрашиваю напрямик: сумасшедшая, что ли? Она объяснила мне, что такое маниакально-депрессивный психоз. Более того, поведала, что наша Жанна в тюрьме сидела. — Старушка покачала головой. — Вы даже не можете себе представить за что! Ужас! Ужас! Мужу своему первому… — Она закрыла лицо руками.
— Знаю, — сказал Латынис, чтобы избавить хозяйку от рассказа о трагедии Кленовой.
Урусова горестно молчала, раскачиваясь всем телом.
Ян Арнольдович не торопил ее. Мальчик увлеченно черкал что-то карандашом. Мерно тикали старенькие настенные часы.
— Что я пережила! — немного успокоившись, продолжила Урусова. — За сына боюсь, за Левушку трясусь… Кто знает, что Жанне придет в голову? Ведь они такие, не понимают, что творят… Внука при себе держу. Как Слава с Жанной уйдут в свою комнату — к каждому звуку прислушиваюсь. Ни сна, ни отдыха, извелась вся. Сама чуть не тронулась, ей-богу… Вот вы небось думаете, что я глубокая старуха, да?
— Нет, в общем-то… Не думаю, — растерялся от неожиданного вопроса Латынис.
— А мне ведь всего пятьдесят восемь лет, — печально сказала Урусова. — Что жизнь из меня сделала! Если бы не внук…
— Да, на вашу долю выпало немало, — посочувствовал Ян Арнольдович.
— Кого винить, сама не знаю… Когда у Жанны было просветление, не выдержала, накричала на нее: зачем родила? Ведь больная! По наследству и сын будет таким же! Она в истерику: никакая, мол, не больная… Самое страшное — стала я бояться, что Левушке действительно по наследству передалось. Эта глухота, плохо говорит, нервный весь… Та моя знакомая, врач-психиатр, перед смертью подарила мне книгу. — Урусова встала, открыла шкаф, достала затрепанную книжку в серо-голубом переплете. — Здесь все о психических болезнях, — сказала она, садясь на диван и протягивая книгу Латынису.
Он прочел: „Гиляровский В. А. Психиатрия“. Издание 1935 года.
— Простите, Софья Андреевна, а сына своего вы не ругали? — спросил капитан.
— Так ведь когда он влюбился, то не знал, что Жанна больная.
— Я о другом. Будем называть вещи своими именами… Ваш сын тоже болен. Алкоголизм…
— Что верно, то верно, — обреченно кивнула Урусова. — Пьет…
— Он должен был знать, что даже от здоровой женщины у него мог родиться неполноценный ребенок.
— Не обязательно, — возразила хозяйка. — Это совсем другое.
— Вовсе нет, — сказал Латынис. — В древности был такой писатель Плутарх, который говорил: „Пьяницы рождают пьяниц…“ Кстати, эти слова римляне писали на стенах домов алкоголиков… Вот ваш муж…
— Может, вы и верно говорите, — перебила Урусова. — На свадьбе муж напился так, что никого не узнавал. Даже меня…
— Вот видите, — сказал Ян Арнольдович, уже жалея, что высказал и без того убитой горем женщине горькую правду.
— Ладно, я согласна, — продолжала Урусова. — Однако какая штука получается, товарищ Латынис… Вы знаете законы, объясните мне… Вон сосед мой решил купить машину. Пошел сдавать на права, а его заставили сначала обойти всех врачей. Всех! Глазника, ушника, психиатра и других… Без этого не разрешается выдача прав, а стало быть, и машину водить нельзя. Так?
— Да, в ГАИ строгие правила, — подтвердил капитан.
— Так почему же не требуют таких справок при вступлении в брак? Когда люди хотят обзавестись семьей? Почему? А вдруг кто-то из молодых болен, как вот Жанна или еще какой другой похожей болезнью! Это же страшно! Может передаться по наследству детям! Дети будут страдать! А за что, спрашивается? В чем их вина?
Левушка, увидев, что бабушка разволновалась, застыл над бумагой и с тревогой смотрел на нее. Но Урусова этого не замечала. Она перелистала учебник Гиляровского и, найдя нужную страницу, прочитала:
— Смотрите, что написал этот умный человек. „Заслуживает внимания мысль об организации особых консультаций, в которых даются советы лицам, желающим вступить в брак. Имел бы значение обмен лицами, вступающими в брак, свидетельствами, выданными особыми комиссиями, устанавливающими, что в данном случае нет оснований бояться за здоровье будущего потомства“… Прошло полвека, а ничего не изменилось! Никаких таких комиссий! Даже подобия!
Латынис вспомнил курс семейного права, который проходил в годы учебы в Высшей школе милиции. Согласно Кодексу о браке и семье вступающие в брак должны поставить друг друга в известность о состоянии своего здоровья. А что происходит на самом деле? Разве парень или девушка, решив пойти в загс, спрашивает у любимого человека, чем тот болеет? Да вроде и стыдно спрашивать. Особенно в молодости. Конечно, для этого нужно разработать целую систему, создать службу. Чтобы жених и невеста по отдельности информировали врача, может быть, принесли ему справки из поликлиники, даже прошли диспансеризацию. А уж врач, проанализировав их состояние здоровья, в случае необходимости ставит в известность обе стороны (тоже порознь) о тех или иных осложнениях, могущих возникнуть при совместной жизни, разъясняет, предупреждает о возможных последствиях (пусть даже отдаленных). Наверное, в законе нужно предусмотреть, что в иных случаях нельзя допускать вступление в брак, как это делается, например, в отношении близких родственников…
— Скажите, Софья Андреевна, где могла бы сейчас находиться ваша сноха?
— Не представляю себе, — ответила Урусова. — Ума не приложу… Три года живем вместе — ни одна подруга ее не зашла никогда. Ни писем ей, ни телеграмм…
— А она сама ходит к кому-нибудь в гости? Может, ездит?
— Нет, не ходит. А вот ездит ли… — Урусова задумалась. — Раза два Жанна была в Москве. Я спрашивала, у кого она была — у знакомых или родственников? Говорит: Сережу Есенина навещала… Я сразу догадалась, что это у нее… — Урусова покрутила пальцем у виска.
„Скорее всего, — подумал Ян Арнольдович, — бывает на Ваганьковском кладбище, где она с первым мужем давала клятву верности“.
— Как долго она отсутствовала? — спросил капитан.
— Вечером уедет, а через день рано утром снова здесь.
„Так оно, видимо, и есть“, — утвердился в своем предположении Латынис.
— А кто ее отвозил в Березки?
— Я отвозила, кто же еще…
— Лечь в клинику Баулина очень даже непросто, — заметил Латынис.
— Сама не понимаю, как удалось… Врач, моя знакомая, что книгу вот эту подарила, здорово помогла. Узнала, что Жанна когда-то работала в театре, написала в Москву. Там есть Всероссийское театральное общество… Откликнулись тут же… Еще какой-то народный артист написал в клинику… Понимаете, положение у меня было отчаянное. Славу положили в больницу — до белой горячки допился, высох как спичка. Везде ему чертики мерещились да тараканы. — Урусова судорожно вздохнула, но сдержалась, не заплакала. — Забрали среди ночи и сразу госпитализировали. А тут у Жанны началось. Никого не узнает… Как только я получила на руки ходатайство из Москвы, оставила Левушку на три дня у своей племянницы, а сама повезла Жанну в Березки.
— Еще один вопрос, Софья Андреевна, — сказал Латынис. — У Жанны Велемировны не было никакого оружия?
— Оружия? — округлила глаза хозяйка.
— Ну да. Пистолета, например?
— Откуда? Этого только не хватало! Я бы вовсе со страху померла!
— А по нашим данным, вроде имеется…
Урусова задумалась.
— Так это вы, наверное, про зажигалку! — с облегчением произнесла она. — Сноха смолила одну
