Утром, чуть свет, хлопнула дверь напротив.
«Может, Ольга Арчиловна?» — открыл глаза Чикуров.
Вчерашнее событие всю ночь не давало ему уснуть по-настоящему. Чикуров глянул на часы — без двадцати семь. Он встал, прислушался. Дверь опять хлопнула, и послышался удаляющийся четкий перестук каблучков, приглушенный ковровой дорожкой. Да, приехала Дагурова.
Игорь Андреевич выглянул в коридор. Ольга Арчиловна говорила о чем-то с сонной дежурной.
Чикуров быстро накинул рубашку, надел брюки, открыл дверь и тихонько окликнул:
— Ольга Арчиловна!
Она зашла в его номер.
Оказывается, поезд пришел в пять, и Дагурова добиралась до Березок на какой-то повозке. Она забросала Игоря Андреевича вопросами по поводу гибели Ростовцева, так как была уже в курсе, но не знала деталей.
— Давайте уж выдержим субординацию, — с улыбкой сказал Чикуров. — Вначале доложите вы…
Ольга Арчиловна обстоятельно рассказала о посещении Дуюнова и семьи Баулиных. Дала Чикурову письма профессора.
— Непонятно, — сказал Игорь Андреевич, прочитав их. — Дочке пишет так, словно прощается с ней.
— Точно, — кивнула Дагурова. — Я сама подумала: не письмо, а завещание.
— Да, но зачем в письме к жене он просит ее приехать? По логике, Баулин должен был и Регине Эдуардовне написать в том же духе…
— По логике, — покачала головой Ольга Арчиловна. — Вы сами знаете, что профессор в последнее время вел себя странно. Это считает и Троянов. Я ведь разыскала его, беседовала
— Ну-ну! — встрепенулся Чикуров. — Рассказывайте, это интересно.
— Я показала Троянову письма Баулина к жене и дочери. Максим Савельевич расспросил, когда написаны письма, почему… Его очень удивил почерк Евгения Тимуровича — словно писал пьяный… А когда прочитав о взятках, то прямо посерел от негодования. Ругался и возмущался страшно… Что самое интересное, Игорь Андреевич, он высказал идею: не мог ли Баулин пытаться покончить с собой?
— С чего это? — насторожился Игорь Андреевич.
— По мнению Троянова, с психикой у Баулина не совсем в порядке. Судя по его поведению… Я сообщила кое-что Максиму Савельевичу… Он сказал, что самоубийство в положении Баулина было вполне возможно… Как выразился Троянов — приговор совести… Знаете, я и сама подумала: а не имеем ли мы дело с покушением на самоубийство?
— Господи, а заключение судебно-медицинской экспертизы?.. Выстрел произведен с большого расстояния: ведь вокруг раны нет пороховых вкраплений, края не обожжены…
— Между прочим, то же самое я твердила Троянову, но он только отмахнулся. Во время войны, говорит, он, как военфельдшер, имел дело со случаями самострела, когда наносили увечья сами себе, чтобы избежать фронта… Стреляли и через шинель, и через сапог, и через картон…
— Через преграду, — уточнил Чикуров и задумался. — Черт возьми!.. — И снова задумался, потом покачал головой. — Но ведь и оружия возле него не нашли…
— Это вопрос другой.
— Ладно, мы еще вернемся к этому. Обсудим и проверим… Что еще?
— Троянов подтвердил, что за год до переезда в Березки Баулин одолжил у него десять тысяч.
— Долг за разбитый «мерседес»?
— Ну да, — кивнула Дагурова. — А вернул, когда уже был главным врачом клиники здесь. Причем всю сумму сразу.
— Когда именно?
— В восьмидесятом году. То есть через год, как поселился в Березках.
— Неужели он с того времени занимался поборами? — покачал головой Игорь Андреевич. — Согласитесь, отложить из зарплаты такую сумму невозможно, даже если приплюсовать гонорары за печатные труды.
— Действительно, — согласилась Дагурова. — Все-таки новое место, обжиться надо, обставиться. Да еще своим высылал… Вот я думала, как мог такой человек пойти на сделку с совестью? Какие обстоятельства вынудили его к этому?
— И к чему же вы пришли?
— Долги доконали.
— Наверное, так. Но это Баулина не оправдывает. Ни в коей мере!
— Без всякого сомнения, — кивнула Дагурова. — Видимо, поэтому и решил сам себя наказать…
— Действовал по принципу: не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься… — вздохнул Чикуров. — Разве Евгений Тимурович спасся? — Он махнул рукой. — Себя погубил и делу навредил.
— Троянов тоже так считает.
— В ВАКе были?
— Да. Дуюнов сказал правду: докторскую диссертацию Баулина так и не утвердили.
— А звание профессора как же?
— Дали без докторской. Совет мединститута ходатайствовал.
— Когда ему присвоили звание профессора?
— Три года назад.
— Ну а что выяснили насчет иконы?
— Которую Баулин отвез Шатохиной?
— Да.
— Кажется, икона редкая. Я показала одному искусствоведу из Третьяковской галереи. Он обалдел. Говорит: пятнадцатый век… Оставил, будут исследовать.
— Если это так, она стоит целое состояние! — воскликнул Чикуров.
— Ей место в музее… Откуда она у Евгения Тимуровича?
— На этот вопрос, Ольга Арчиловна, дать ответ предстоит вам. Как и на все другие вопросы по делу Баулина.
Дагурова округлила глаза:
— Не понимаю…
— Следствие продолжите вы одна. Я вчера звонил Олегу Львовичу, это его распоряжение.
— Как?.. — растерялась Ольга Арчиловна. — А вы?! Я была у Вербикова днем, он мне ничего не говорил… Принял меня буквально на десять минут.
— А я говорил с ним поздно вечером… Сменил гнев на милость. Даже похвалил вас.
— За что же? — все еще не могла прийти в себя от неожиданности Дагурова.
— Сказал, что у вас есть хватка. Особенно понравилась ему ваша принципиальность в истории с изъятием туфель у Ростовцева… Вы себе даже представить не можете, какую деятельность тогда развил Аркадий Павлович, чтобы насолить вам. Даже Вербиков было заколебался. А теперь вот поет вам дифирамбы. Говорит, другая бы на вашем месте сдрейфила…
— Бросьте, Игорь Андреевич, — смутилась Ольга Арчиловна. — Велика храбрость…
— Не скажите, — усмехнулся Чикуров. — Ну так уж и быть, выдам еще один секрет… Вербиков хочет предложить вам перейти к нам в прокуратуру, в следственную часть.
— Неужели серьезно?
Ольга Арчиловна подумала, что это розыгрыш, но, посмотрев на сосредоточенное лицо Чикурова, поняла: он не шутит.
— Ну что вы! — еще больше смутилась она. — Нет!.. Не могу…
— Боитесь, что не справитесь? Зря.
— Игорь Андреевич, дорогой, куда мне от мужа?.. Его никаким калачом никуда не заманишь — прикипел к своей партии, к своим ребятам! Он совершенно не приемлет кабинетной геологии.
Дагурова не привела еще одного, может быть, самого главного довода: она ведь не только следователь, но и женщина и через несколько месяцев уйдет в декрет…
