— Порядок, — похлопал его по плечу Анегин. — Давай в том же духе! А мы не будем мешать. Пойдемте, Флора Юрьевна, побеседуем еще…
Он деликатно выпроводил Баринову и повел к себе, несколько смущенный.
«А мастер-то под мухой, — констатировала Баринова. — Ладно, поговорю с ним в следующий раз».
— Хорошо у вас, все время музыка, — сказала она, когда «Брызги шампанского» сменила песенка Крокодила Гены из мультфильма о Чебурашке и его друзьях.
— Помогает работать, — с удовольствием подхватил начальник цеха, все еще шокированный состоянием Зозули. — Больше всего нравится мастерам вот эта песенка да еще «Подмосковные вечера». Все время крутим. Врачи пишут, музыка — лучшее средство от переутомления…
Но поговорить им не дали. Анегина вызвали к директору.
Флора весь день провела на фабрике, ходила по цехам, знакомилась с людьми. А вечером в доме отдыха, у себя в коттедже, прослушала магнитофонную запись разговоров, состоявшихся днем, прочла заметки, занявшие добрую половину блокнота. Не все люди откровенничали, некоторые смущались, некоторые чего-то боялись. Но были и такие, кто говорил с журналисткой охотно и откровенно, высказывая кое-какие вещи, которые постороннему узнать сразу невозможно.
Например, тот самый Зозуля редко бывает трезв. Он все время «заправляется» через полиэтиленовую трубочку из грелки, которую носит в кармане пиджака.
Вспомнив, с какой неохотой главный художник фабрики и Анегин говорили об экспериментальном цехе (а вернее, все скрывали), Флора сделала приписку в блокноте: «Не слишком ли ретиво оберегается от чужих глаз то, что создается в СЭЦ? Может быть, дело не только в „творческих секретах“?»
Почти каждый вечер Гранская и Шебеко садились в «Волгу» и ехали за город. Кирилл Демьянович наотрез отказался скрываться в кемпинге и жил на квартире Инги Казимировны. Да и прятаться было бесполезно: в городе и так знали об их отношениях. А соседи считали их законными мужем и женой.
Их излюбленным местом был чистый торжественный сосновый бор километрах в двадцати от Зорянска. Сюда приезжали не только они, красивый уголок привлекал и других туристов. Местное лесничество, чтобы уберечь лес от стихийного разгула отдыхающих, организовало тут разного рода удобства: врытые в землю столики и скамьи, специальные ямки для кострищ, шалаши. Это было удобно и лесникам, и туристам: мусор складывался в специально отрытую траншею, огонь разводился там, где положено, не вытаптывалась растительность в других местах.
— Сделано удобство на копейку, а сбережены тысячи, — одобрительно говорил Шебеко. — А главное, человек чувствует заботу, доверие. Потому здесь и не безобразничают…
Они любили сиживать допоздна у костра, болтать обо всем, что придет в голову. Кирилл признавался, что давно так не отдыхал. Их несостоявшийся совместный отпуск у моря в какой-то степени компенсировался этими поездками.
Как-то Кирилл позвонил Гранской на службу и торжественным голосом сказал, чтобы она не задерживалась ни на минуту. У них, мол, сегодня замечательный день, который они должны отметить в лесу.
Кирилл поджидал ее за углом (подъезжать прямо к прокуратуре она ему все-таки запретила).
— Какой такой замечательный день? — спросила Гранская, усаживаясь в машину.
— Увидишь, — загадочно ответил профессор.
«Туристский раек», как окрестил их любимое место Кирилл, был чисто выметен. Машина остановилась возле шалаша.
— Как здорово, что мы одни! — воскликнула Инга Казимировна.
Кирилл попросил ее отвернуться и посидеть в машине.
За спиной Гранской звякнули ложки, рюмки. Но она стоически держалась и не оборачивалась.
— А теперь, о повелительница, — торжественно зазвучал голос профессора, — снизойди до презренного раба твоего и яви сюда лицо свое, подобное луне в полнолуние…
— Хочешь сказать, я растолстела, — со смехом встала с кресла Инга Казимировна.
Она повернулась и всплеснула руками.
Врытый в землю стол был накрыт ослепительно белой скатертью и сервирован не хуже, чем в ресторане. Фрукты, овощи, ветчина, салаты, холодный цыпленок. Приборы сверкали. Даже салфетки не были забыты. И над всем этим великолепием возвышалась серебряной головкой бутылка шампанского в окружении лимонада.
Но самым неожиданным сюрпризом для Гранской был небольшой плакат из картона, на котором чертежным шрифтом было выведено: «Сегодня 1085-й день нашего знакомства. Ура!»
— Ты что, подсчитал? — удивилась Инга Казимировна.
— Представь себе, — сказал Кирилл, довольный произведенным эффектом.
— Я понимаю, круглая дата…
— А почему надо отмечать только круглые даты? — воскликнул Шебеко. По-моему, главное — что на душе. Лично у меня — празднично и хорошо. А у тебя?
— Тоже, — благодарно улыбнулась она.
— Прежде чем сесть за этот скромный стол, позволь преподнести… — Он вдруг замолчал, смутился и стал лихорадочно рыться в карманах.
— Забыл дома? — рассмеялась Инга Казимировна, потому что у Кирилла был очень забавный вид.
— Не может этого быть! — продолжал он исследовать карманы.
— Растяпушка, — подошла она к нему и нежно поцеловала. — Очень даже хорошо. Чего-то должно не хватать. Когда все слишком хорошо — это уже плохо… Скажи хоть, что?
— Увидишь, — лукаво глянул на нее Кирилл, берясь за шампанское. Скажу — не будет сюрпризом.
К нему вернулось прекрасное настроение. Он откупорил вино и разлил шипящую влагу в высокие бокалы.
— Давай сразу договоримся, кто поведет машину обратно, — сказала Инга Казимировна. Всегда назад, в Зорянск, вела машину она.
— Это имеет значение? — удивился Кирилл.
— Кто за рулем — пьет лимонад.
— Ну, Инга, с двух бокалов-то…
— А ГАИ?
— Господи, старший следователь в машине!..
— Вот именно, — мягко сказала Инга Казимировна. — Зачем мне это надо, чтобы потом кто-то…
— Сдаюсь! — шутливо поднял руки вверх Шебеко. — Веду я. Но символически прикладываться буду!
— Только символически! — погрозила ему шутливо Гранская.
Профессор сказал цветистый прочувствованный тост и действительно только пригубил вино.
Инга Казимировна набросилась на еду. Да и Кирилл не отставал. Постепенно стол пустел.
На опушке бора, где они расположились, было пока светло. Но с той стороны, откуда слышался гром и сверкали зарницы, небо густо почернело. Еловый лес с редкими высокими березами, стоявший через ложбину, начинал беспокоиться, глухо шуметь.
— Здорово! — прошептал Кирилл, обняв Ингу Казимировну за плечи. Стихия всегда прекрасна…
Они помолчали, думая каждый о своем.
Вдруг налетел порыв ветра. Тронулись, закачались верхушки могучих сосен, скрипя в вышине ветками.
Шебеко и Инга Казимировна стали лихорадочно сносить все в машину. Кирилл поднял с травы ее форменный пиджак, шутя накинул на себя.
Им было весело. Снова и снова накатывались волны порывистого ветра. Край грозовых туч приближался с отчаянной быстротой, готовясь накрыть их темнотой и ливнем. Молнии прочерчивали темное небо, и ворчливый гром переходил уже в грозный рык.
— В машину! — крикнул Кирилл Демьянович, распределяя вещи в багажнике.
