привезли их из банка… А сегодня утром, прямо перед отъездом во Внуково, я заскочил в министерство. Ну просто как чувствовал! Меня, оказывается, разыскивал коллега из Главного управления угрозыска. Он работал по делу, которое так и осталось нераскрытым. Вот оно в общих чертах. Представьте себе областной центр, окраина, сберкасса…
— Ага, все-таки сберкасса! — Кичатов кинул на Игоря Андреевича победный взгляд. — Извините, Ян Арнольдович, что перебил. Слушаем.
— Зима, февраль, — продолжил Латынис. — Мороз стоит, вьюга, в такую погоду, как говорится, даже хозяин собаку во дворе не оставит. Посетителей в сберкассе никого. И вдруг заходит женщина. В жалком пальтишке, стоптанных сапожках, укутанная платком так, что только одни глаза видны. Протянула кассирше лотерейный билет, рубль выиграла. Спрашивают: деньгами возьмёте или новые билеты на счастье купите? Рубль взяла, вышла и тут же вернулась с бутылкой кефира и булкой. Попросилась погреться… У нас ведь народ жалостливый. Почему бы и нет? Грейся! Заведующая, кассирша и контролёрша разговорились с ней. Женщина назвалась Катериной, Катей. Работницы сберкассы чай себе вскипятили, предложили и Кате стаканчик. Та взяла, уж так благодарила, чуть ли не в слезы ударилась. Ей говорят: жарко ведь, сними платок. Нет, говорит, не могу, увидите меня, испугаетесь. Слово за слово, поведала Катя женщинам свою душераздирающую историю. Сама она, мол, деревенская, и вот в позапрошлом году был у них на уборочной шофёр из города, пригожий и добрый парень. Короче, влюбился в неё и сделал предложение. Она, как телка, потянулась за ним, уехала из дома, бросив больную мать. У него однокомнатная квартира, все чин по чину. Катя не верит своему счастью! Забеременев, ждёт ребёнка. Но постепенно выяснилось, что у шофёра было уже три жены, а Катя — четвёртая. Живот у неё, естественно, растёт, а муж все налево шастает… В общем, пудрит мозги Катя женщинам в сберкассе…
— Понятно, — кивнул Кичатов. — На жалость давит.
— Точно, — сказал майор и продолжил: — Родила эта самая Катя дитя, и вдруг в один прекрасный день заявляется женщина, якобы новая патронажная медсестра. Ей нужно посмотреть ребёнка. Нужно так нужно… Медсестра попросила Катю принести тёплой водички. Вышла Катя на кухню и вдруг слышит страшный крик. Вбегает — все вокруг в дыму, её дитя корчится в объятых пламенем пелёнках. А медсёстры и след пропал…
— Картина, конечно, впечатляющая, — с усмешкой покрутил головой подполковник.
— Ещё бы! — хмыкнул Латынис. — Уж эта Катя не пожалела красок для описания гибели на её руках ребёночка. Она, мол, и сама обгорела, еле выжила. И была, мол, это не медсестра, а очередная любовница шофёра. Катя сказала, что сама она только что из больницы. Работницы сберкассы чуть ли не рыдают, думают, как бы помочь страдалице. Тут привезли деньги, около восьмидесяти тысяч. Из банка. Накануне вкладчики заказали. Заведующая положила их в сейф, закрыла двери сберкассы, так как начинался перерыв… Катя вдруг выхватила из-под пальто пистолет. Заставила заведующую открыть сейф, отдать ей все деньги, — а там в общей сложности было сто семнадцать тысяч, — и, крикнув: «Стоять на месте!» — отперла дверь и дала тягу. Ошеломлённые таким превращением «бедной страдалицы», несчастные женщины пока очухались, пока нажали кнопку сигнализации, пока позвонили в милицию — Катеньки след простыл! До сих пор не найдена…
Оперуполномоченный уголовного розыска замолчал. Некоторое время молчали и следователи, переваривая услышанное.
— Но почему ваш коллега уверен, что это имеет отношение к деньгам из чемодана Варламова? — спросил Чикуров.
— Так номера на купюрах те самые! — ответил Ян Арнольдович. — С материалами я, естественно, ознакомиться не успел, но вот, — он протянул Чикурову листок. — Здесь номер дела, даты, город и так далее.
— Нужно срочно истребовать дело, — сказал Игорь Андреевич, ознакомившись с записями Латыниса.
— Да, одна деталь, — вспомнил майор. — Очень важная! Катенька-то была мужиком! Когда она складывала деньги в сумку, платок сбился. На преступнике был женский парик…
Это сообщение обсудить не успели: позвонил дежурный по горуправлению и сказал, что Чикурова хочет видеть прилетевшая из другого города гражданка Привалова.
— Пропустите, — сказал следователь и, положив трубку, обратился к Латынису: — А вам бы не мешало отдохнуть с дороги, Ян Арнольдович. Все мы,
— обвёл он рукой присутствующих, — в одной гостинице. Номер вас ждёт.
— Но я не устал, — запротестовал было Латынис. — И если что нужно…
— Сегодня, пожалуй, нет, — улыбнулся Чикуров. — Езжайте, езжайте.
Майор ушёл. И буквально минуты через три постучали.
— Да-да, входите! — откликнулся Игорь Андреевич.
В комнату робко, с опаской вошла высокая худая женщина в чёрном траурном платке на голове.
«Как с ней говорить?» — с тоской подумал Чикуров. Уж сколько раз ему приходилось по долгу службы сообщать родственникам скорбную весть о смерти близкого человека, и каждый раз ему было не по себе, каждый раз ныло сердце.
Познакомившись, он предложил Приваловой стул.
Они с Кичатовым решили узнать по возможности как можно больше о муже, а уже потом провести опознание. Но, глядя на несчастную женщину, Чикуров с трудом сохранял спокойствие, избегая смотреть ей в глаза, которые как будто спрашивали: «Ну, когда же будет произнесено самое страшное?»
Заполнив анкетные данные, Игорь Андреевич поинтересовался местом работы Степана Архиповича Привалова.
— Да вроде в филармонии, — ответила женщина.
— Почему вроде? — продолжал задавать вопросы Чикуров.
— Степан Архипович мне никогда не докладывался, — ответила женщина, опустив глаза. — По документам он оформлен в филармонии. Администратором ансамбля.
— По документам, — повторил Игорь Андреевич. — А на самом деле? Чем он занимался? Откуда у вас такой дом, обстановка, машина?
— Муж меня в свои дела никогда не посвящал, — произнесла Привалова ещё тише.
И о чем бы её ни спрашивали следователи, отвечала уныло: не знаю, не интересовалась, муж ничего не говорил и все в том же духе.
«Похоже, она и впрямь такая рохля, — подумал Игорь Андреевич. — А может, муж запугал. Пора, кажется, закругляться».
Кичатов, видимо, был того же мнения.
Предстояло самое тягостное — опознание.
Увидев фотографию покойного мужа, Привалова узнала его и лишилась чувств. Её с трудом привели в себя. Очнувшись, она попросила разрешения увезти тело мужа домой, в Барнаул, Чикуров дал согласие. Он подумал: несчастная женщина, ей предстоит испытание пострашнее — опознание в морге.
В морг с Приваловой ездил Кичатов, так как Чикурова попросил зайти в горком партии первый секретарь, известие о гибели Решилина расходилось кругами, охватывая все более высокие сферы.
Подполковник вернулся в гостиницу усталый, но не столько физически, сколько морально. Не успел он снять пиджак, так сказать, рассупониться, раздался телефонный звонок. Следователь взял трубку.
— Дмитрий Александрович! — услышал он взволнованный голос Юли Табачниковой. — Сашу снова перевели в реанимацию!
— С чего это? — удивился подполковник. — Вы же заверяли, что дело идёт на поправку.
— Тут одно происшествие… — Голос девушки стал тише и глуше, видимо, она прикрывалась ладонью.
— Какое? Может, мне приехать?
— Жду.
Дмитрий Александрович снова надел пиджак, плащ и поспешил в больницу, теряясь в догадках, чем вызван звонок Юли. Табачникова была серьёзной девушкой и не стала бы паниковать по пустякам.
Она встретила следователя у служебного входа и повела в пустой процедурный кабинет, где им никто не должен был помешать.
