Блинцове как о дедушке, то лучше не сыщешь не только в Южноморске, но, пожалуй, и по всему побережью. Подарки делает внукам — любой взрослый позавидует.
— Да, фасад производит самое приятное впечатление, — усмехнулся Чикуров. — Ну а что за ним?
— Винтики, пружины, рычаги, которые обнажают механизм успеха и славы этого руководителя. Когда-то судьба свела Блинцова и Варламова в Москве. Варламов был начальником СМУ, а Блинцов — его заместителем, — рассказывал Кичатов. — Дальнейший их путь был связан синхронным продвижением. Варламов поднимался вверх по служебной лестнице, а Блинцов опускался вниз… — Он снова улыбнулся. — Нет-нет, это было понижение не в должности, а по географической широте: Валентин Эдуардович неуклонно приближался к благодатному Южноморску, где и возглавил в конце концов строительный трест. Событие это произошло в тот же год, когда Ким Харитонович Варламов занял кресло заместителя министра.
— Понятно, Варламов был тем самым добрым гением, с помощью которого на Блинцова сыпались награды и переходящие знамёна.
— Плюс фонды, лимиты и сверхлимиты, — продолжил Кичатов. — В ответ на это в Москву непрерывным потоком шли дары юга: фрукты и овощи, марочные вина и коньяки. По поводу семейных торжеств и без всякого повода. А в пятидесятилетний юбилей Варламова Валентин Эдуардович выехал в столицу на своей машине, под завязку нагруженной подарками… Так что можете себе представить, какую радость заместитель министра доставлял Блинцову, когда приезжал отдыхать в Южноморск?
— Да уж! — покрутил головой Игорь Андреевич. — Как говаривал Чичиков из «Мёртвых душ», именины сердца!
— Во-во! Тут уж в номер гостиницы или санатория, где останавливался Варламов, несли и несли! Доставлялись все курортные блага, вплоть до молоденьких девочек!
— Знакомая картина, — погрустнел Игорь Андреевич. — За все это, естественно, Варламов оберегал своего протеже от всяческих неприятностей.
— Само собой! С Блинцовым местное руководство предпочитало не ссориться, а на жалобы инженеров, техников и рабочих не обращало внимания. Блинцов начисто игнорировал в своём тресте и профсоюзную организацию, и местком, и партком. Всем распоряжался сам: путёвками за границу, квартирами, повышением по службе и так далее. Но, увы, не прочувствовал, какие наступают времена… Не выдержали его подчинённые, подняли бунт. Дошло до Москвы, появилась заметка в газете. Варламову удалось погасить пожар. Блинцов отделался строгим выговором по службе, а по партийной линии
— просто выговором. Тогда Валентин Эдуардович решил свести кое с кем счёты. Но, как говорится, вляпался ещё больше: теперь уже вышел фельетон в «Труде»… Не понимаю, Игорь Андреевич, что он думал? Сейчас ведь такие штучки не проходят!
— К сожалению, кое-где проходят, — вздохнул Чикуров. — И не так уж редко, как вы думаете.
— Но в случае с Блинцовым не прошло! — сказал Кичатов. — На коллегию вызывали, и ревизия вот… Все говорят, что Блинцова снимут. Справедливость восторжествовала!
— Не знаю, восторжествовала бы она, будь жив покровитель Блинцова, — с сомнением покачал головой Игорь Андреевич. — Кстати, о покровителе… Блинцов доставил Варламову в номер дипломат с деньгами и перстнем, как вы думаете, это не связано с хищениями?
— Ревизия пока ничего не вскрыла, — развёл руками Кичатов. — Тёр-Осипов обещал, как только будут интересующие нас материалы, тут же даст знать.
— Как живёт Блинцов? Скромно или шикует?
— Нынче никто не шикует, даже если имеет возможность, — усмехнулся подполковник. — Но говорят, он и раньше вёл довольно скромный образ жизни. Не кутил, особняков себе не строил. Единственная слабость — женский пол. Тут уж Блинцов не скупился, но и то больше не деньгами расплачивался, а кому сантехнику доставлял, кому паркет… Сами знаете, что касается ремонта квартир или индивидуального строительства, — все дефицит!
— Что он, каждой проститутке натурой платил? — подивился Игорь Андреевич.
— Зачем каждой. Бандершам платил, то есть сводницам, которые поставляли девочек ему и Варламову. Кстати, на сберкнижке у Блинцова всего четыре тысячи восемьсот рублей.
— Значит, не исключено, что он передал деньги Варламову от кого-нибудь?
— Понимаете, Игорь Андреевич, за день до прилёта заместителя министра Блинцов купил в универмаге возле своего дома новый «дипломат»…
— Тот самый?
— Во всяком случае, такой же, — сказал Кичатов. — Но Блинцов оказывал услуги Варламову и другого порядка. Об одной такой удалось разузнать Тёр-Осипову. Ведь ОБХСС, слава богу, смотрит не только на документы. Пять лет назад в пригороде Южноморска была снесена старенькая развалюха, принадлежавшая Маргарите Прокофьевне Кроль. На месте хибарки силами рабочих СМУ Э 1 был построен на берегу моря двухэтажный особняк. В порядке, так сказать, шефской помощи…
— А кто такая Кроль? Ветеран труда, партии?
— Простая учительница. На пенсии. Все дело в том, что Маргарита Прокофьевна похвасталась как-то перед соседями, что её дочь живёт в Москве и выходит замуж за заместителя министра… И действительно, будучи в Южноморске, Варламов каждый раз заезжал к бывшей учительнице. Правда, никогда не останавливался у неё, только навещал.
— А при чем здесь Блинцов?
— Так ведь СМУ Э 1 подчиняется непосредственно его тресту! Более того, выстроить дом старушке Кроль помогли по личному указанию Блинцова!
— Иметь при живой жене официальную невесту… — Игорь Андреевич покачал головой. — Интересно, кто она?
— По-моему, скопилось немало вопросов, разрешить которые можно только в Москве, — заметил подполковник. — Ян Арнольдович того же мнения и рвётся в столицу.
— Я с вами согласен, — после некоторого раздумья сказал руководитель следственно-оперативной группы. — Решилин, Великанов, Варламов — все они москвичи. Их связи, круг знакомых, интересы можно проследить только там. А теперь ещё эта невеста Кима Харитоновича… Опять, значит, останемся без оперов, — хмыкнул он, почёсывая затылок. — Справимся, Дмитрий Александрович?
— Поднатужимся — осилим! — засмеялся Кичатов.
Громко и отрывисто затрезвонил телефон. Междугородняя…
Игорь Андреевич взял трубку. Звонил капитан Жур из Барнаула. Чикуров сказал, чтобы Кичатов взял трубку параллельного телефона на своём столе.
— С Приваловым, слава богу, разобрался, — докладывал Виктор Павлович.
— И кто, так сказать, подлинный? — спросил Игорь Андреевич.
— Который утонул в Южноморске, — ответил Жур. — А тот, что работал в филармонии, фальшивый. Его настоящая фамилия — Комаров.
— Почему они жили с идентичными документами?
— Потому что это было выгодно обоим. Толстяк, то есть настоящий Привалов, по образованию провизор. Аптекарь. Но по призванию — большой любитель нетрудовых доходов. И в этом деле здорово преуспел. Недаром отгрохал себе памятник при жизни, носил титул «облепиховый король»…
— Какой, какой? — переспросил подполковник.
— Об-ле-пи-хо-вый, — повторил по слогам капитан. — Есть такая ягода.
— Знаю, — сказал подполковник. — Очень целебная.
— Но ещё целебнее масло из облепихи, — продолжал капитан. — Спрос колоссальный! Все медицинские препараты из облепихи на строгом учёте. Так вот, этого маслица государство вырабатывает пока ещё далеко не достаточно. Естественно, где дефицит, поднимает голову частник. Собирают дикорастущую ягоду и добывают масло кустарным способом. Цена за пол-литра — пятьдесят рублей.
— Сколько? — не поверил Чикуров.
— Полсотни, говорю, за бутылку… Некоторые подпольные фармацевты выжимают из облепихи на пятьдесят тысяч рублей маслица за один сезон! Привалов поначалу сам добывал дефицитное лекарство, но постепенно стал перекупщиком, за что и короновали его. Аппетит, как говорится, приходит во время еды. Облепихового промысла Привалову стало мало. Конечно, если швырнуть скульптору двадцать семь тысяч за памятник из бронзы. Вот он и занялся ещё скупкой и перепродажей наркотиков.
