В прихожей началась церемония раздевания и представления.
Скворцов-Шанявский был в темно-синем костюме, прекрасно сшитом и ладно сидящем; на ослепительно белой рубашке выделялся галстук-бабочка.
— Простите, дорогая хозяюшка, что я не один. Понимаете…
— Очень хорошо, — перебила его Лена. — Мы всегда рады гостям.
— Позвольте представить — Орыся, — показал он на молодую женщину, но объяснять, кто она, не стал.
Орыся пожала протянутую руку и смущённо проговорила:
— Вы уж извините… Меня затащили к вам…
Выговор у неё был южный, с фрикативным «г». Сняв шубу, она оказалась в скромном, несколько мешковатом платье, которое, однако, не могло скрыть её ладную фигуру.
Очередь дошла до парня.
— Эрнст Бухарцев, — сказал профессор. — Моя жизнь в его руках…
— В каком смысле? — не поняла Лена.
Эрнст расплылся в улыбке и покрутил обеими руками, словно держался за баранку.
— Очень приятно! — протянула ему руку Лена.
— Можно просто Эрик, — гоготнул парень.
На нем были фирменные джинсы и свитер. Без пальто Бухарцев выглядел ещё внушительнее: могучий торс, мощные бицепсы и, как говорится, буйволиная шея.
На что обратила внимание Лена — нос у него был слегка деформирован.
«Боксёр, что ли?» — подумала она и указала на дверь в комнату:
— Прошу. Сядем, проводим старый год.
— А Глеб? — огляделся профессор.
Лена объяснила, что муж уехал к отцу в Ольховский район, где задержался по не зависящим от него причинам.
— Оригинально, — усмехнулся профессор несколько растерянно. — Пригласил, а сам укатил.
— Ничего, — успокоила его хозяйка. — Посидим без него.
— Все-таки неудобно, — сказал Скворцов-Шанявский, заходя в комнату, где Федор уже зажёг свечи.
Профессор так и застыл на пороге, восхищённо глядя на сверкающий хрусталь, фарфор и ёлочные шары.
— Это наш большой приятель, — представила Лена. — Мастер на все руки.
Тот назвался, пожал всем руки.
— Чудно! Просто великолепно! — восторженно говорил Скворцов-Шанявский, обходя комнату.
Он похвалил вкус хозяйки, сказал, что ему нравится все-все. И обстановка, и сервировка, и праздничное оформление. Когда он приблизился к бару, дверцы его неожиданно растворились. Профессор от неожиданности застыл, потом рассмеялся.
Лена бросила взгляд на Федю. Тот с улыбкой кивнул и сказал, обращаясь к московскому гостю:
— Возьмите, что вам нравится.
Освещённые лампочкой и отражённые в зеркальной стенке, в баре стояли бутылки виски, джина, вермута — все импортное.
— Благодарю, но, увы, я не пью. Тем более крепкое, — вежливо отказался профессор.
— А вот «Чинзано», — подошла к бару Лена.
Она взяла в руки красивую длинную бутылку, и тут же невидимый голос произнёс: «Пейте на здоровье! Но Минздрав предупреждает, что алкоголь — яд!»
Сюрприз, приготовленный инженером, был принят со смехом и восторгом. И, усаживая Гриднева рядом с Орысей, Лена шепнула ему на ухо:
— Здорово! Глебу очень понравится.
Пришли Колчины.
— А это наши соседи и добрые друзья, — представила их Лена. — Прошу любить и жаловать — Людмила и Пётр… Ну, слава богу, все в сборе. Мужчины, разливайте вино.
Федя и Пётр откупорили шампанское, стали наполнять фужеры. Профессор отказался:
— Рад бы в рай, да грехи не пускают.
— Даже глоток шампанского? — огорчилась хозяйка.
— Жёлчный пузырь… — виновато улыбнулся Валерий Платонович и показал на запотевший графин. — Это что? Сок?
— Морс, — пояснила Лена. — Из черноплодной рябины.
— Прекрасно! Что может быть лучше! — сказал профессор, наливая себе морс.
Накрыла свой фужер рукой и Орыся, когда Гриднев собрался наполнить его.
— Так нельзя, — запротестовал инженер. — Надо обязательно проводить старый год, чтобы вместе с ним ушли все беды и неприятности.
— Спасибо, но, честно, не могу, — приложила руку к груди Орыся. — У меня в четыре утра поезд.
— Всего один бокал! — уговаривал Федя.
Орыся вздохнула:
— Ладно… Но только один!
Эрик тоже не пил.
— За рулём, — кратко объяснил он.
Настаивать никто не стал. Лена предложила сказать тост Скворцову-Шанявскому. Он отнекивался, мол, сам не пьёт, но все же поддался настойчивым просьбам.
— Что же, — поднялся он, — будем считать, что в этом бокале вино… Дорогие друзья! Я впервые в этом доме, поэтому прежде всего выпьем, чтобы в нем всегда царили любовь и согласие! Я желаю Леночке и Глебу много-много счастья! Разумеется, благополучия и успехов тоже! Провожая старый год, пусть они, а заодно и мы, расстанемся с печалями и неприятностями. Пожелаем Ярцевым в новом году триста шестьдесят пять дней радости и исполнения всех желаний!
Все встали, сдвинули бокалы.
— И чтобы нашлись твои украшения! — добавила Люда Колчина, ещё раз чокаясь с Леной.
— Дай-то бог, — вздохнула хозяйка.
После тоста дружно принялись за еду. Профессор положил себе немного лобио, овощей, не притронувшись к мясу.
— О каких украшениях идёт речь? — полюбопытствовал он у Лены, которая сидела рядом.
— Не стоит об этом в такой вечер, — уклонилась было она от ответа.
— Почему? — возразила Людмила и рассказала, что Ярцевых обокрали.
— Представляете, — с жаром говорила она, — я, лично я говорила с вором!
— Как?! — удивился профессор.
— Понимаете, я позвонила сюда по телефону как раз в тот момент, когда их грабили! Из наших окон видно их окно в спальне. Я думала, что Лена дома. А мне ответил какой-то мужчина. Голос такой странный, глухой. Вроде как по междугородной…
— Почему вы думаете, что это был вор? — спросил Валерий Платонович.
— А кто же ещё? И милиционер сказал, что это был вор! — ответила Колчина, довольная тем, что завладела вниманием компании. — Я запомнила голос, честное слово! Тут же узнаю! Меня два раза расспрашивал оперуполномоченный.
— Ладно, ладно, — недовольно осадил её муж. — Милиция и без тебя справится.
— Ну и это… — проговорил с полным ртом Бухарцев, обращаясь к Лене. — Что милиция?
— А! — махнула она рукой. — Следователь какой-то недотепанный. Представляете, все допытывался, куда я хожу, Глеб, в каких ресторанах бываем, кафе…
— Зачем? — удивился Федор.
— Видишь ли, его осенила гениальная идея, — усмехнулась Ярцева, — будто кто-то из гардеробщиков снял слепки с наших ключей. Двери-то открыли ключами, без отмычки.
— Любопытная версия, — начал было Гриднев, но Лена его перебила:
